Но все те бедствия, которыми нам грозили и в неизбежности которых верило большинство общества, видя единственное спасение от них в слепом подражании Западу, вдруг оказались далеко не так близки и неизбежны, как это думали тогда, а то лекарство, которое предлагалось против них, едва ли не хуже самой болезни, не успевшей еще проникнуть вглубь государственного организма.
Но видеть это легко только теперь, когда движению общественной и государственной жизни дано было другое направление и когда мы отошли уже на достаточное расстояние от грозившей опасности, чтобы можно было судить более спокойно и беспристрастно о ее размерах и характере. В то время мы продолжали нестись ускоренным движением по тому пути, в конце которого, по-видимому, роковым образом являлось отрицание идеи самодержавия, а следовательно, и монархии, так как теперь едва ли уже можно сомневаться, что все остальные ее виды составляют лишь переходную ступень к совершенно иной форме политической жизни. И вот в ту минуту, когда нам грозила непоправимая ошибка, власть переходит в руки Вождя, неспособного поддаться никаким посторонним влияниям, опасениям и увлечениям и глубоко убежденного в своем призвании дать России внешний мир и обеспечить ей внутреннее спокойствие. Тогда задача казалась неразрешимою без ломки всего государственного строя – и вдруг выяснилось, что неразрешимость эта только призрачная, основанная на софизмах мнимого правового порядка и что достаточно рассечь гордиев узел этих софизмов, чтобы вернуть стране спокойствие и возможность нормальной государственной и общественной жизни; и это сделано было без громких фраз, без героических лекарств и без ломки того, что было жизнеспособного в реформах предшествовавшего царствования.
На долю Императора Александра III выпала менее блестящая, но едва ли не более трудная задача, чем та, которая досталась его предшественнику.
Императору Александру II приходилось решать вопросы, назревшие в течение многих десятилетий, он мог быть уверен не только в сочувствии, но и в содействии большинства общества при осуществлении задуманных реформ; только в самом конце царствования ему пришлось столкнуться с противодействием или, по крайней мере, с пассивным несочувственным отношением тех элементов, которые прежде видели в нем носителя собственных идеалов. При совершенно иных условиях пришлось начинать свое царствование Императору Александру III. Большинство общества не понимало его, видело в его мероприятиях только регресс, только удаление от того идеала, достижение которого уже казалось ему совсем близким. Покойному Государю приходилось одиноко прокладывать новый путь, даже среди исполнителей своих предначертаний находить не столько усердных сотрудников, сколько слуг, которые как бы нехотя и против собственных убеждений выполняли свои обязанности, – и, несмотря на это, то дело умиротворения и успокоения России, на которое он полагал все свои силы, подвигалось и крепло вопреки весьма зловещим предсказаниям завистников и недоброжелателей.