– Что такое? – нахмурился Никита.
– Купцы, этакие ябеды, на меня вам жаловались. Враньё всё, враньё. И унтер-офицерша налгала вам, будто я её высек – она себя высекла. – При этом я показал на Людмилу Ивановну.
– Провались унтер-офицерша – мне не до неё! – крикнул Никита, тоже глядя на режиссёршу, получилось смешно.
– Не верьте им! Не верьте! – горячился я, чтоб не рассмеяться. – Это такие лгуны, что всем известно…
А дальше я не помнил, и Маруся вмешалась:
– Знаешь ли ты, какой чести удостаивает нас Иван Александрович! Он просит руки нашей дочери!
– Ты рехнулась, матушка? – с большим удовольствием набросился я на Марусю. – Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она у меня немного с придурью.
(Как же мне нравилось это «она у меня» – я бы ещё тысячу раз сыграл сцену 6).
– Да я точно прошу руки, – уверял Никита и зачем-то протягивал мне руку. – Я влюблён. И от любви могу с ума свихнуть.
Я снова чуть не рассмеялся, но совладал с собой.
– Не могу верить. Недостоин, ей-богу. Недостоин.
– Да если вы не дадите согласия, то я чёрт знает что готов… – Никита топнул ногой.
– Не могу верить, изволите шутить, ваше превосходительство, – лепетал я.
– Ах какой чурбан, – отругала меня Маруся тоже не без удовольствия. – Ну, когда тебе толкуют.
– Отдайте, отдайте, – наступал на меня Никита. – Я отчаянный человек, я решусь на всё: когда застрелюсь, вас под суд отдадут.
Вергилия в это время водила головой и делала большие глаза, в которых восторг сменялся ужасом и обратно.
Я благословил жениха с невестой, и они поцеловались в щёчку, наверняка к досаде Матвея.
– Ах батюшки, целуются, – вскричал я, протирая глаза и подскакивая. – Точный жених! Ай, Антон! Ай, городничий!
– Не надо прыгать, не смотрится, – перебила Людмила Ивановна, которой, видимо, захотелось проявить себя как режиссёра, – лучше схвати супругу за руку и тоже чмокни на радостях.
– В руку? – уточнил я, мгновенно растеряв весь свой артистизм.
– Лучше в щёку. Симметрично. Они так, вы так.
– Окей, – сказал я и остановился.
– Начни заново с «ах батюшки», – скомандовала Людмила Ивановна.
– Ах батюшки, целуются, – еле выдавил я.
Остальные трое уставились на меня во все глаза, да и зрители примолкли.
– Ты к супруге обращайся, – посоветовала Людмила Ивановна.
Я кивнул. Маруся стояла такая красная, что я симметрично покраснел.