За всеми этими размышлениями наступил обед, к которому, как водку к закуске, привезли и Модеста Апоксина. Но Керенский редко пил спиртное и сегодняшний обед не стал исключением. А потому, он спокойно закончил трапезничать и только тогда двинулся в кабинет, куда быстро привели и газетчика.
Модест Апоксин, угодливо зажав в кривых ручонках новый котелок, несмело заглянул в кабинет, робко перед этим постучав.
– Заходите, Апоксин, присаживайтесь вот здесь, – и Керенский показал рукой на стул.
– Как я рад, что вы выжили.
– Я тоже, Модест, я тоже. Как там идут дела с моей газетой?
– Дела идут замечательно.
– Замечательно? Угу, замечательно, что замечательно. Вы уже написали о покушении на меня на Дворцовой площади?
– Да-да, я позволил, позволил себе взять труд об этом указать. Я так переживал за вас, так переживал, что и словами не могу передать.
Апоксин при этом подался вперёд, оторвав тощий зад от стула.
– Сидите, – бросил Керенский и грозно взглянул на Модеста. – Наверное радовались, что меня могут убить, а денежки все вам достанутся. А?!
– Нет-нет, что вы, что вы, как можно, да я…
– Да вы послушайте, Модест, я же вижу вас насквозь, все ваши деяния и мысли отражены на вашем покатом лбу, всё ведь ясно видно, вот посмотрите, – и Керенский, быстро покопавшись в ящике стола, извлёк небольшое зеркало и протянул его газетчику.
Апоксин со страхом взглянул в отражение, словно действительно страшась увидеть там то, что было написано на его лбу, по словам Керенского. Естественно, он ничего там не нашёл, кроме своего испуганного и побелевшего от страха лица.
– Вот видите?
– Неет, я ничего не вижу!
– В смысле, вы своего лица не видите?
– Вижу.
– А чего тогда обманываете меня?
– Я не обманываю вас.
– Ну, как же, Модест, вы только что сказали, что ничего не видите, но потом быстро переменили своё мнение и сказали, что видите.
– Но…
– Хватит! – Керенский резко ударил по столу ладонью, внутренне поморщившись от боли. – Хватит врать, мне нужны дела, а не болтовня. Какой доход вы сейчас имеете от продажи «Нового листка»?
– Эээ, – заблеял ошарашенный происходящим Модест. – С каждого выпуска чистой прибыли сто рублей в день.
– Вот каааак! – протянул Керенский и откинулся на спинку стула. – То есть вы сейчас весь в шоколаде.
– А… не понял вас, господин министр?