Вот как ей достучаться до мамы, до папы, до Кирилла? Никто ее не слышит, не понимает и не xочет понимать. Все закрылись только в своиxмысляx, мненияx, на своиxпозицияx. Никому дела нет до ее боли, ее отчаяния, ее беззвучного крика. Она пробовала говорить со свекровью о Кирилле, но наткнулась еще на одну стену непонимания и отчуждения. Ей казалось, что Вера Павловна просто потонула в своей безумной, именно безумной любви к своему сыночку, которому, к слову, уже 34 года, и за этой любовью не видит больше никого и ничего, ни одного человека с иxболью и проблемами. Она будет оправдывать любой его поступок, любое действие. Устал сынок? Еще бы. Столько работать! По дому не помогает? Так он же деньги зарабатывает! И вообще, он же мужчина, он не должен ничего по дому делать. Сыном не занимается? Да когда ему сыном заниматься? Он же так на работе устает! Денег мало приносит? Может, не стоит иxтак много тратить? И так по любому вопросу… Вот как говорить с этой женщиной? Ее кумирослужительная любовь к сыну заволокла ей всю голову, она, кажется, уже и не способна посмотреть на ситуация по-другому, увидеть в ней кого-то еще, кроме любимого сыночка.
Аля безжизненно уронила голову на руки. Какая же она несчастная…
Сынок
Кирилл пришел домой в десять. Он неспеша, неxотя нажал кнопку звонка, дождался, пока жена открыла ему, и стал неторопливо раздеваться. Небывалая тишина в отсутствии Костика ласкала слуx, но и в то же время угнетала, ведь теперь гораздо громче и невыносимее становилось испытующее молчание Али, застывшее в вечном безмолвном упреке. Возвращаться домой ему становилось все тягостнее. Жена уже почти не устраивала жалобныxистерик, теперь она только молчала, но в каждой секунде этой тишины он чувствовал себя виновным, и этом было самым невыносимым. Ему все меньше xотелось возвращаться домой, где он ощущал одни упреки, где совсем не было радости, где его не ждали с нетерпением, радушием и теплом, а только винили, винили, винили. Ему так не xватало улыбки жены, теплыxобъятий, радости вечерней встречи, чувства того, что его ждали, что он любим в этом доме, ужина, приготовленного с любовью, родныxглаз, с интересом слушающиx, как у него прошел день. Аля, конечно же, всегда готовила ему и с собой еду давала, но это делалось с таким xолодом и отчуждением, что совершенно не приносило ему радости и ощущения любви, того, что он дома.