– Мистер Но-о-лан… – протянула она.
– Я уезжаю, – сказал Джим.
– Но вы же вернетесь… Хотите, я оставлю номер за вами?
– Нет. Я уезжаю совсем. Меня письмом вызвали.
– Сюда никаких писем для вас не было, – возразила женщина с некоторым подозрением.
– Письмо пришло мне на работу. Возвращаться я не буду, а заплатил за неделю вперед.
Улыбка слиняла с лица женщины. Приветливое выражение медленно сменялось негодующим.
– Вы должны были предупредить меня за неделю. Таковы правила, – резко бросила она. – А теперь я не отдам аванс, потому что вы поступили не по правилам.
– Знаю, знаю, – успокоил ее Джим. – Все в порядке. Я не возражаю. Просто я не знал, как долго здесь пробуду.
Улыбка вновь засияла на лице хозяйки.
– Вы были хорошим постояльцем, – сказала она. – Жили пусть и недолго, зато тихо – не шумели, не скандалили. Случится вам опять в наши края завернуть, отправляйтесь прямиком ко мне. Уж я для вас местечко найду. Какой корабль в порт ни приди, у меня все моряки останавливаются. Помнят, что здесь им всегда приют отыщется, а в другие места им даже и смысла заглядывать нет.
– Буду помнить и я, миссис Меер. Ключ я в двери оставил.
– Свет выключили?
– Да.
– Ну, хорошо. До утра подыматься к вам не стану. Может, зайдете, перекусим?
– Нет, спасибо. Мне пора.
Хозяйка прищурилась с видом хитроватым и проницательным.
– Может, у вас неприятности какие? Я ведь и тут помочь могу.
– Нет, – отвечал Джим. – Никто меня не преследует. Работу новую нашел, вот и все. Ну, доброй вам ночи, миссис Меер.
Она протянула ему испещренную старческими пятнами кисть, и Джим, переложив пакет в другую руку, пожал эту кисть, на секунду ощутив, как податлива под его пальцами ее мягкая плоть.
– Так что не забудьте, – сказала она, – комната для вас у меня всегда найдется. Я уж привыкла, что постояльцы возвращаются ко мне. И моряки, и коммивояжеры там всякие так и тянутся вереницей год за годом.
– Буду помнить. Спокойной ночи.
Он вышел через парадную дверь, спустился по бетонным ступеням крыльца, а она все смотрела ему вслед.
Дойдя до перекрестка, он взглянул на циферблат часов в витрине ювелира. Семь тридцать. Торопливо шагая в восточном направлении, он миновал район универмагов и специализированных магазинов, а затем и кварталы оптовой торговли, сейчас, в вечернее время, тихие и пустынные: узкие улочки безлюдны, ворота пакгаузов заперты и перегорожены деревянными перекладинами и железными решетками. Наконец он достиг цели – старинной улицы с кирпичными домами в три этажа: на нижних размещались закладные конторы, ломбарды и лавки подержанного хозяйственного инвентаря, верхние же облюбовали адвокаты-неудачники и прогоревшие дантисты со своими приемными. Джим торкался то в одну, то в другую подворотню, пока не отыскал нужный номер. Подъезд был плохо освещен, ступени выщербленной, истертой множеством резиновых подошв лестницы обрамлены полосами меди. На самой верхней площадке теплился тусклый свет, но в конце длинного коридора освещена была лишь одна дверь. Джим направился туда и, увидев на матовом стекле цифру «шестнадцать», постучал.