Взоры всего мира были буквально прикованы к загородному дому доктора Гранта. Нельзя было сомневаться в важности его трудов, поскольку его способности и скрупулезность были настолько хорошо известны, что даже медицинская братия ожидала новостей о чуде – возможно, о каком-то новом открытии, которое могло бы стать революционным в медицинской науке.
В последующем было отчетливое чувство разочарования, когда он покинул свое уединение и вновь открыл для общества свой дом, не раскрывая ему результатов своего эксперимента. Люди приходили толпами, движимые непреодолимой силой любопытства. Он показал им свой загородный особняк, особо позаботившись о том, чтобы у них было достаточно времени для осмотра лаборатории. Если он и испытывал какое-то горе из-за смерти Ричарда, его лицо этого не выдавало. Он с удовольствием рассказывал о своем "ранчо", как он его называл, на самом деле он говорил обо всем, кроме того, что их интересовало больше всего. Но осмотр лаборатории не уменьшил любопытства общественности, поскольку не было никаких следов тела Ричарда – ни скелета, ни других останков, указывающих на недавние исследования. А не был ли предполагаемый научный эксперимент, в конце концов, простой уловкой, чтобы избежать позора тюремного погребения? Таким мог бы быть их вывод, если бы доктор не воспротивился этой теории в ответ на прямой вопрос о теле Ричарда, на который он ответил:
– Я использовал его в научном эксперименте, и оно полностью исчезло.
Ричард назначил доктора Гранта исполнителем своего завещания, и в свое время было возбуждено дело о этом завещании. Рождение Ричарда Эймса-младшего сделало необходимым назначение опекуна для управления его долей имущества – назначение, которое было дано вдове Ричарда. Условия завещания были настолько четкими, что между наследниками не возникло никаких разногласий относительно их соразмерных интересов, но между доктором и Гордоном, братом Ричарда, возникли трения, поскольку доктор, хотя обычно и был расторопен в деловых вопросах, исполнял обязанности душеприказчика с неохотой. Какое-то таинственное влияние, казалось, тормозило его, как будто он хотел отсрочить окончательное разбирательство. Делопроизводство было переполнено отсрочками по его просьбе, пока, наконец, Гордон не пожаловался в суд, который пригрозил отстранить доктора от его обязательств, касаемых завещания, если он не откажется от своей тактики затягивания.