– Болван! Это всё, что ты заметил? – голос кажется слишком высоким даже для его ровесницы, а тон – чрезмерно презрительным. – И тебя не волнует, что у него череп раскрыт?
Удивленный присвист.
– Иди ты… А я говорил, что с маслом играть – как срать в окно: до добра не доводит!
Смачный шлепок.
– Ай! Да за что, курва!
– За то, что ты такой кретин, Лих! Разве его голова изжарена? И ты не видишь, какой разрез ровный? – она понижает голос до шипения. – Мне стыдно за твоё убожество.
– А мне типа… А мне стыдно, что моя сестра такая стерва!
Глухой тычок – будто ударили по мешку с мукой.
– Эй, стой! Это же лампа мастера Таби!
– И знаешь, где мастер ее найдет сегодня?
– Э-э…
– В твоей заднице, Лих!
Срываясь на металлический крик, фонарь умоляет не драться.
– Эй, вы двое, – прокуренный женский контральто*. – Вы закончили с этим?
– Заканчиваем, мастер, – синхронный запыхавшийся ответ.
– Ну-ну, – вздыхает женщина. – Да уж, интересный случай. Те двое тоже обварены маслом – только полностью. И у одного головы не хватает, ага.
– Ого, а можно глянуть?
– Лучше держи лампу ровно, Лих. Сломаешь – нос откушу.
– Есть, мастер… – фонарь вскрипывает с облегчением, а девчонка довольно улыбается. Наверняка улыбается – и ехиднейше притом.
– А ты, Вилка, записывай, раз твой братец не умеет. Так… – мастер кашляет, вдохнув кислых паров, – тело номер три. Человек, мужчина средних лет: от двадцати пяти до тридцати. Лежит в четырех саженях н-а-а… – щелчок крышки компаса. – На юго-восток от тела номер два, – захлопнулся. – Откуда надо начинать, балбесы?
– Что, Лих, не знаешь, да? Убожество. С ног, мастер Табита!
– В точку. Обувь растянута, окована по подошве. Штаны… Обычные, западного кроя, но не по размеру – больше. Куртка темного цвета… Странная. Никогда не видела, чтобы такое носили: толстая, как военная стеганка; шнуровка лопнула. В нижней левой части живота спиралевидное отверстие. Очевидно, ожог от этой новой запрещенки – маслобоя. Странно, что куртка цела…
– А я говорил: с маслом играть – как…
– Заткнись! – Вилка шипит, открываясь от протокола.
– Да, сынок, заткнись. Сбил, зараза. О чем это я? А, масло еще пузырится – значит, прошло не больше четверти часа. И кровь, чертова куча крови…
– Это из него столько вытекло, мастер?
– У него такое гузно вместо башки, что всё возможно… – хриплый смешок. – Это не записывай, ага? Не знаю, тут под курткой еще ошметки, похоже, потроха и-и-и… Да, кусочек уха. Запиши лучше: «ушной раковины», – так будет по-умному. Но это не от него. Его уши на месте.