, что поставил митрополита в Туркестане (
Bēṯ Turkāyē), а еще готовит митрополита в Тибет (
Bēṯ Tup̄tāyē) и нескольких епископов в Северную Месопотамию. Митрополит Тибетский! Сейчас это звучит как фраза из повести в жанре альтернативной истории, а для Тиматеоса это было частью его рабочей повседневности. Еще он просил епископа города Дамаска выяснить, что за еврейские рукописи были найдены в районе Иерихона. География одного этого письма охватывает расстояние более четырех тысяч километров с запада на восток и порядка полутора тысяч километров с юга на север. Все эти земли были включены в юрисдикцию Церкви Востока – одной из древних христианских церквей, которая, как считается, была основана еще во времена первого поколения христиан. На протяжении многих веков она развивалась обособленно и потому сохранила множество уникальных черт, восходящих к первым иудео-христианским общинам.
Христианство на этих территориях никогда не было государственной религией. Официальной религией Персидской империи был зороастризм. Зороастрийская власть крайне враждебно относилась к христианскому населению, и очевидных точек соприкосновения, которые позволили бы с ней договориться, у христиан не было. Скажем, с мусульманскими правителями можно было говорить как с монотеистами. Можно было попытаться развеять недоумения относительно того, как у Бога может быть сын и почему христиане обожествляют творение. Можно было даже поговорить о том, содержит ли Библия пророчества о Мухаммеде. С зороастрийцами таких общих тем не обнаруживалось, и восточносирийское предание о том, что Заратустра – это на самом деле пророк Варух, друг, ученик и помощник пророка Иеремии, предсказавший пришествие Христа, едва ли порадовало бы персидских чиновников и жрецов. Поэтому персидские христиане регулярно подвергались преследованиям. Считается, что тут сыграла свою роль и внешняя политика: Римская и Персидская империи находились во вражде, а начиная с Константина Великого римские императоры исповедовали христианство[7], поэтому христианских подданных шаха воспринимали как потенциальных предателей.
Христиане Персии и в самом деле с сочувствием и надеждой смотрели на судьбу своих собратьев в Римской империи. Но со временем стало ясно, что активная поддержка государства превращает Церковь в инструмент управления обществом, поэтому уже в конце VII века месопотамский монах Йоханнан бар Пенкайе писал, что персидское христианство оказалось в лучших условиях, чем греко-римское.