Думаю, ему помогла бы консультация у психотерапевта или психиатра, но мой отец был слишком горд и слишком напуган, чтобы признаться кому-либо в своей слабости. Я до сих пор не понимаю, почему в тот день он решил поделиться со мной тем, что творилось у него на душе. Как бы то ни было, услышанное произвело на меня неизгладимое впечатление. Я не понаслышке знал, что такое тревожность, поскольку сам боролся с ней с десятилетнего возраста. Как и многим другим детям, мне никогда не говорили слушать своё сердце, верить своей интуиции и быть самим собой. Вместо этого я слышал лишь: «Прекрати баловаться!», «Будь серьёзнее!», «Веди себя прилично!», «Будь лучшим среди сверстников!». Во время того похода с отцом я пообещал себе со всем жаром семнадцатилетнего юноши, что я никогда не стану таким, как он, не позволю сомнениям, тревогам и бессилию взять над собой верх.
Что ж, никогда не говори «никогда». По прошествии тринадцати лет я оказался в плену точно такого же образа мышления, как у моего отца. В то время я проходил подготовку в ординатуре по кардиологии, и мысли о том, что я могу потерять всё, изводили меня днём и ночью. Под «всем» я подразумевал свою карьеру, в которую вложил столько сил и времени, что уже не представлял жизни без неё. Я постоянно думал о том, как угодить начальству и не ударить в грязь лицом перед коллегами и пациентами. Надо признать, обстановка в клинике располагала к таким мыслям. Заведующий нашим отделением обладал непомерными амбициями и без раздумий избавлялся от сотрудников, если те не соответствовали его требованиям. Я чувствовал себя заложником обстоятельств и пытался притупить тревожность вредной едой, алкоголем и таблетками. Я с головой уходил в работу и пил кофе литрами.
Пять лет в режиме хронического стресса, постоянных перегрузок и недосыпания доконали меня. Я начал просыпаться посреди ночи от панических атак. Я понимал, что должен что-то изменить в своей жизни, но не знал, с чего начать. Однажды я даже зашёл в церковь, надеясь обрести там спокойствие и найти ответы на мучившие меня вопросы. Разумеется, ни того, ни другого я там не получил. Я чувствовал огромную пустоту в сердце и не знал, чем и как её заполнить. Меня будто бы сковало смятение, тревога и страх. Возможно, лучшим решением было бы обратиться к психотерапевту. Но я был слишком похож на моего отца в тот непростой для него жизненный период. Гордость и нежелание показаться слабым не давали мне набрать номер врача и договориться с ним о встрече.