– Ясно, сударь, ясно! Сделаю, как велите… – залебезил трактирщик. – Я обустрою вам спальню, пожалуйте за мной. Или вы в Тэрлин немедленно? До него и пешком всего ничего.
– Нет, я переночую здесь, – отрубил Седой. – А теперь иди за лопатой. Усопшего надо предать земле. И заодно, пока ты будешь трудиться, побеседуем не о колдунах, а о бандитах.
Трактирщик обреченно уковылял, а когда возвратился, накладные карманы его куртки выразительно топорщились. Мнительный Боб не надеялся на свою удачу и предусмотрительно запасся чесночком.
Схватив мага поперек туловища, Седой двинулся к лесу, трактирщик – за ним. А в грязи осталась лежать раздавленная коричневая шляпа с железными клепками на тулье.
Эрсиль зажмурилась. Ее знобило так, словно она сидела по уши в ледяном озере.
«Чего раскисла, балда? Радуйся, ухлопали волшебника, не обнаружат тебя. А ну, без хныканья! Не время для щенячьего скулежа…» – на все корки ругала себя Эрсиль, чтобы немного очнуться. К счастью, ее одиночество было долгим. Худо‑бедно она собралась с мыслями и даже сочинила нечто наподобие плана.
Наконец у обочины захрустели ветки. В озаренный полукруг шагнули коренастый запыхавшийся Ломоть и высокий бесшумный Седой. Они проследовали в дом, не удосужившись соскоблить чернозем с перепачканных сапог.
Через полчаса Эрсиль кое‑как выползла из кустов. Она до того закоченела, что не сумела быстро разогнуться. Спрятавшись за углом, Эрсиль размяла поясницу, шею. Наклонилась, выпрямилась, неловко подпрыгнула.
– На́виэв дэйр, – шепнула она.
В солнечное сплетение толкнулось нечто теплое и родное. Оно разлилось по телу, согрело и укрепило.
Придерживая капюшон так, чтобы он затенял левую щеку, Эрсиль проникла в обеденный зал. Там было душно, неопрятно и сумрачно. Потрескивали угли в очаге, на полу валялись опрокинутые лавки, щербатые миски, кружки и чьи‑то башмаки… Потолок в копоти, оленьи рога над камином – куда без них? – люстра тележным колесом, длинные столы и облупившаяся стойка – в целом ничего особенного.
Дабы не разгневать владельца «Клюки» нахальным вторжением, Эрсиль замерла у порога. Ей требовалось убедить хозяина в своей полнейшей безобидности. Ведь натирать почившего кудесника чесноком и уснащать его кольями – занятие серьезное, не для всех. А Ломоть, как поняла Эрсиль, человек впечатлительный, может огорчиться сильнее прежнего и наябедничать Седому.