Эрсиль прищелкнула языком: все‑то тебе известно!
– Зато убьет – недорого возьмет.
– А ты дорого возьмешь? – обернулся Седой.
– Очень дорого, – серьезно ответила Эрсиль.
Они сидели у костра друг напротив друга и сосредоточенно поглощали суп. Рядом, подсыхая на колышках, пари́ли башмаки Эрсиль. С неба свисали черные клубящиеся тучи, грозя в любое мгновение окатить ливнем и без того размокшую землю.
Эрсиль поджала ноги в толстых шерстяных чулках, оправила юбку и вонзила зубы в третий по счету ломоть свежего ароматного хлеба. Насытившись, Эрсиль прислонилась к замшелому стволу и прикрыла глаза. Она слушала, как стучит ложкой ее враг.
– Тебя было видно в кустах, – проронил Седой.
– Что? – не поняла Эрсиль.
– Там, у «Клюки», в сирени, – отодвигая миску, пояснил он.
– А почему сразу не сказал?! – вспыхнула Эрсиль. Она‑то, наивная, возомнила, что славно запряталась!
Седой промолчал. Эрсиль поднялась и надергала кислицы – самое то, чтобы подлечиться, пока болезнь не расцвела пышным цветом.
Эрсиль устроилась на поваленном дереве, пережевывая тонкие стебельки и листочки, напоминавшие клевер.
– Простыла? – спросил Седой, отрываясь от немыслимо важного занятия – шебаршения палкой в горячей золе.
– Нет, мало покушала.
Седой наклонил голову влево, изучая Эрсиль, затем меланхолично сообщил:
– В тебе умер актерский талант… Умер и теперь воняет.
– Тоже мне, ценитель театра. Во мне талант воняет, а от тебя попахивает кое‑чем похуже!
Седой невозмутимо отогнул воротник, понюхал.
– Твоя правда… иду мыться.
И он действительно зашагал к ручью.
«Нечестно! Все мои колкости насмарку! – досадовала Эрсиль – Что это за непоколебимое спокойствие?»
Через пять минут она подобралась к котомкам Седого: было бы верхом беспечности не воспользоваться его отлучкой. Эрсиль намеревалась выкрасть стилет, но ничего острого в принципе не нашла: всё тряпки, коробочки и бумажонки, «Тихослов Харольда» какой‑то… Протрясла мешок с провизией и разочаровалась. Помимо того, что в нем отсутствовал ее кинжал, так еще из продовольствия – только фасоль в жестянках, картошка и хлеб.
– Вкусностей не ожидается, – пробормотала Эрсиль.
Ей, строго говоря, не привыкать. За три года в Онсельвальте она едала всякое. Чаще всего Эрсиль некогда было привередничать – она мчалась за врагом, который с умом непостижимой скоростью перемещался по стране и за ее пределами. Порой он оказывался буквально у черта на куличках, и Эрсиль прекращала изнурительную погоню. В понравившемся городке она снимала домик или комнату на подворье, шила у портних ладненькие платья, жакеты по фигуре, баловала себя недешевыми сладостями. Последние шесть месяцев Эрсиль обитала в Заречье. По средам она наезжала в Иоль, чтобы посетить изумительную книжную лавку и уютную кондитерскую. Эрсиль коротала дни за чтением, без особого успеха осваивала рукоделие (смастерила три корявенькие салфеточки) и решила обосноваться на берегах Морбэя вплоть до восемнадцатого ноября, но тут пожаловал Седой и все испортил…