Птенчик - страница 12

Шрифт
Интервал


Я умру.

Я уже умер. Не здесь, не на бетонном полу сарая, а где-то далеко в поле, на сырой земле, среди скошенной травы. Под ярким солнцем.

На секунду перед глазами мелькает эта картина, а потом чернота.

Черное колесо трактора. Оно заслоняет весь мир.

Открываю глаза. Я и в самом деле лежу на земле. В траве. Только нет никакого трактора и страшного черного колеса.

От прикосновений я вздрагиваю.

– Убежала! – слышу я голос. – Гадина!

Паша.

– Что с тобой? – это уже Лиза.

Начинаю рыдать. Она обнимает меня, а я плачу и плачу.

– Он ходит, – шепчу я. У меня пропал голос. Будто что-то порвалось в горле. К тому же я разучился дышать, хватаю ртом воздух, глотаю его и никак не могу надышаться.

Меня успокаивают, гладят по голове.

– Эти ее тряпки! – говорит Паша. – Она целый день с ними возится. Кукол делает и всяких там чучел. Двигает их, разговаривает. Бывает, аж жутко становится.

– Он шевелился, – голос мой звучит так, словно я говорю через тонкую трубку или замочную скважину.

Лиза выносит из сарая Человечка. То, что от него осталось.


Головы нет. Моя рубашка, спортивные штаны. Оля и в самом деле сшила их между собой. Вижу тонкие аккуратные стежки. И как это я проглядел? Когда она успела это сделать? Где-то еще должны быть нити, за которые она тянула, забравшись, видимо, на крышу.

Это был просто розыгрыш! Но легче мне не становится.

Потому что та бледная маска, что когда-то я видел на деде, то, что привиделось мне на этом чертовом мешке… Теперь я вижу ее на лице Лизы. Кто-то чужой вместо нее слабо улыбается мне, словно знает что-то грустное и необратимое.

Снова начинаю плакать.

– Ты только бабушке не рассказывай. Паша сам с ней разберется.

Лиза боится, что из-за этой истории у Паши будут проблемы. Может быть, ему запретят приходить к нам. Она накидывает мне на плечи рубашку, от которой оторвала уже штаны и перчатки. Сбрасываю ее. Она холодная и липкая, к тому же воняет чем-то.

* * *

Рубашку я больше носить не могу. Несмотря на то что бабушка ее постирала, от одного прикосновения к ней, от одного ее вида, от одного не запаха даже, а предчувствия запаха мне становится не по себе.

Бросил ее в пакет, а пакет спрятал на дно рюкзака. Но все равно чувствую ее, а ночами слышу, как что-то там шевелится и шелестит целлофаном.

Мыши, убеждаю я себя.

Но почему-то думаю о кроликах.