Собираясь в обратную дорогу, Самурай радовался похвале господина Сираиси, хотя она и не касалась его лично. Побывав в Огацу, он выяснил, что в бухте собираются строить не военный корабль, а судно, на котором должны вернуться в свою страну южные варвары, потерпевшие в прошлом году крушение у берегов Кисю. Варвары, которых он видел, были из команды того самого разбившегося судна, и новый корабль будет строиться по их указаниям – так, как строят в их стране.
По пути домой Самурай снова переночевал в Мидзухаме и на следующий день вернулся в долину. Дядя, с нетерпением ожидавший возвращения племянника, слушал рассказ о поездке, и выражение разочарования не сходило с его исхудалого лица. Однако слова господина Сираиси, видимо, вновь вселили в него надежду. Недаром он заставил племянника несколько раз пересказать этот эпизод.
Так кончилась осень, пришла зима. Долину занесло снегом, по ночам мело без передышки. Рассевшись вокруг очага, люди целыми днями плели веревки для крепления груза к вьючному седлу, для подпруг, поводьев и прочего снаряжения. Жена Самурая, Рику, бывало, устраивалась у очага и начинала рассказывать сказки младшему сыну Гонсиро. В такие часы Самурай сидел рядом, ломал сушняк и молча слушал. Это были все те же истории об оборотнях, о лисе-обманщице, которые в детстве он слышал от покойных бабушки и матери. Ничего в этом краю не менялось.
Наступил первый день нового года, когда в долине подносили в дар богам моти[24] и готовили пирожки, начиненные сладкой пастой из красной фасоли, которые в обычные дни жители долины себе не позволяли. На Новый год снега не было, но к вечеру по обыкновению – так случалось каждый год – с пронзительным воем задул ветер.
В тускло освещенном зале на почетных местах восседали высшие сановники князя. Своей торжественной отстраненностью японцы напоминали Проповеднику буддийские статуи, которые он видел в храмах Киото, однако, прожив в этой стране много лет, он понимал, что бесстрастное выражение на лицах этих людей вовсе не означает, что они ничего не замышляют. За ним могут скрываться самые хитроумные замыслы.
Рядом на складном стуле (на это было получено особое разрешение) сидел испанец – главный строитель, которого привезли из Эдо. В отличие от Проповедника он еще не научился сидеть по-японски. В некотором отдалении от испанцев, недвижимый, как скала, сидел писец из замка – руки на коленях, взгляд устремлен в пространство перед собой.