Аэропорт. Самолёт. Посадка в Париже. Снова аэропорт, самолёт. И – снова долгожданное прибытие в Соединённые Штаты Америки. Меня встретила моя «приёмная» семья: мама, папа и четверо детей. В тот момент я испытала двоякие чувства: с одной стороны, я была рада их видеть, они казались милыми: широко улыбались и весело смеялись; но, с другой стороны, меня пронзила мысль: как я буду справляться с этой гурьбой малолетних детей?..
Меня с вещами грузят в машину, и мы в течение часа добираемся до места жительства моей «приёмной» семьи. Мне выделяют комнату на втором этаже, между двумя детскими спальнями. В одной живут два брата, семи и пяти лет, во второй – две сестры, трёх лет и девяти месяцев.
И начался мой ад. Он длился три долгих месяца.
У старшего мальчика оказалось какое-то психическое расстройство. Я, если честно, до сих пор не знаю, какой именно был у него диагноз, но этот ребёнок постоянно орал и бил других детей, что приводило к жутчайшим домашним скандалам. Бедная мать семейства каждый день запиралась в ванной комнате и рыдала там.
Я думаю, мать постоянно находилась в подавленном состоянии ещё по одной причине. Она и её супруг, будучи достаточно набожными, верили, что предохраняться от зачатия – грех. И если первые двое детей были для женщины желанными, то последующих она уже не хотела совсем, но рожать всё равно приходилось.
Так я жила в этом дурдоме. Вставала в шесть утра, ложилась часов в одиннадцать вечера. Но по ночам я практически не спала – девятимесячная девочка кричала без умолку. Дни напролёт я проводила с четырьмя детьми и их ревущей мамой, в нагрузку – уборка дома и готовка.
И снова я пленница, узница. Машины у меня нет, а добраться куда-то пешком невозможно: абсолютно всё, как во всей Америке, находится на расстояниях, не рассчитанных на пеший ход. К тому же меня, не особо верующую, каждые выходные начинают таскать в католическую церковь, где прихожане чествуют Господа весёлыми песнями «халэлуя», сопровождая их непонятными танцевальными движениями, а после этого – обязательный буфет.
В плане еды меня строго ограничивают, и самым оскорбительным образом. Во время семейных походов по магазинам мне не разрешается покупать для себя почти ничего из того, что я люблю и хотела бы, на семейные деньги, хотя это, как и многое другое, предусмотрено условиями контракта. Дома на определённую еду вешаются записки: «Please, don’t eat it», «It́s not for you, it́s just for the kids» – и так далее.