Забытый Горизонт. Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики - заметки

Эти данные взяты с сайта Юнисеф по состоянию на апрель 2022 года.

Эти данные взяты с сайта Our World in Data по состоянию на август 2021 года.

В частности, речь идет о работе с Бертой Паппенхейм, известной в психоаналитической литературе как Анна О, которая положила начало «лечению разговором», как она его окрестила. Финк указывает, что история (трансферентной) любви между Брейером и Паппенхайм, которая осталась неосуществленной и в значительной степени непризнанной, лежит в основе психоанализа (Финк 2016, 20). Все последующие «пси» -модальности, признавая или не признавая свою генеалогию из вышеупомянутого развития, подхватили его суть: чтобы разрешить психические страдания, должен произойти какой-то разговор.

Монкайо отмечает, что структурное понимание психической причинности «ближе к тому, что мы наблюдаем в клинике и в фундаментальных исследованиях» (Монкайо 2021, 70), чем бюллетень-перечень симптомов. Расстройства, описанные в DSM, остаются разобщенными с индивидуальным субъективным генезисом – процессом становления, – который формирует данную структуру. Для распутывания узла психического страдания требуется не только проработка конкретных симптомов (что является процессом развития синтома из симптомов), но и проникновение в структуру, которая лежит в основе этих симптомов, для успокоения ума. Символизирование явлений – вот что упорядочивает расстройства.

«Это прямой путь к очищению существ, преодолению печали и сетований, исчезновению боли и бедствий, достижению правильного метода и реализации Распутывания – иными словами, четыре основания полноты ума. Какие четыре? В некотором случае, когда монах остается сосредоточенным на теле… чувствах… ментальных формациях… дхаммах самих по себе – будучи пылким, бдительным и внимательным – отбросив жадность и печаль по отношению к миру» (МН 10, Сатипаттана Сутта).

Подробные лекции по психоаналитической теории в ретроспективе буддийской практики можно найти в моей онлайн-видеопрограмме «Воплощение Настоящего». В этой книге психоаналитические концепции представлены таким образом, чтобы наилучшим образом проиллюстрировать различия между субъективными структурами.

Jouissance» – термин, введенный Лаканом для обозначения настойчивого давления драйва, который также доставляет удовольствие субъекту. Структурирование принуждения к повторению позволяет субъектам получать удовольствие от того, что кажется ужасным, но в то же время по своей сути является желанным. Поэтому буквальный перевод термина с французского как «наслаждение» должен быть нюансирован в том смысле, что речь идет о наслаждении сверхъестественного рода. Jouissance – это когда жизненная сила, относящаяся к базовым инстинктам, таким как похоть, инстинкт выживания и первобытная агрессивность, цепляется за тот аспект психики, который вызывает страх, опасения и, следовательно, угрозу, так что этот аспект интегрируется в психическую жизнь. Однако с самого начала следует признать, что jouissance – это способ обращения с Реальностью того что в буддизме нызвают дуккха (дистресс/страдание), который является вульгарным и неуклюжим. С развитием способности субъекта использовать означающие, jouissance направляется в Символическое, что позволяет желанию выйти на первый план. Отсюда тревожные аспекты внутренней и внешней среды преодолеваются с помощью желания, которое больше не полагается на возбуждение низменных инстинктов, а использует более изящную способность интеллекта в рамках диалектического обмена означающими, чтобы сформулировать и реализовать свое желание без недоумения или угрозы дуккхи.

Воображаемый фаллос» – это воображаемо-символическая визуализация jouissance (материнского) -другого, который зарождающийся субъект стремится воплотить собой, чтобы гарантировать себе чувство целостности и удовлетворения.

«Версия в отношении отца», от французского ’pere’ – отец.

Синтетический Другой» – это концепция, автором которой изначально был Жан-Клод Малевал, подробнее об этом в подразделе, посвященном аутистической структуре.

Монкайо проводит различие между «абсолютным нарциссизмом» в аутистической структуре и «относительным нарциссизмом» в структуре психоза. Психотик, в отличие от аутиста, является «относительным нарциссическим объектом матери» – грудным ребенком, редуцированным до фаллического объекта jouissance (материнского) другого – лишенным интегрированного спекулярного образа тела, то есть не имеющим доступа к идеальному эго в результате зеркальной стадии развития. Аутист не вступил в идентификацию с объектом наслаждения (материнского) другого – он как бы «отказывается рождаться вне единого телесного пузыря» (Монкайо 2021, 31). Более подробно мы рассмотрим аутистическую структуру в соответствующей главе.

Если быть точным, «медитация» – это единственное состояние, в котором может возникнуть и быть воспринятым свет Юань Шэнь. Это, конечно, приводит к определению того, что такое медитация. Строго говоря, единственной «медитацией» является абсорбция ума (Пали, джана) – объединение осознания и его объекта. Все остальное может подпадать под обширный зонтик «умственного развития», будь то внимательность, проницательность, любящая доброта, спокойное пребывание или что-то еще. Если не произошло объединения ума и объекта, что приводит к временному прекращению ума и тела, это нельзя считать медитацией. Грубо говоря, наблюдение за своим дыханием, мыслями и ощущениями – это не медитация. Любая активность тела и ума не является медитацией: движение, транс, пребывание в состоянии потока или гипноза не являются медитацией. Если человек что-то осознает, он не медитирует, а практикует осознанность, что, конечно, может привести к медитации, но это не может произойти, пока тело-ум находится в движении.

Если только «существо» не является относительно чистым благодаря ранее проделанной работе по культивации. Такое существо, говоря о своих детских годах, назвало бы их совершенными. Действительно, состояние ребенка гораздо менее искажено, поскольку в нем меньше рассеивается Ци и истощается цзин. Тем не менее, существует определенная доля беспокойства, которое возникает из-за каммических аффлюентов, давления драйва и недостаточной интеграции в символический регистр. В зависимости от доминирующей склонности к одному из пяти огней эти нарушения будут усиливаться, приводя существо в еще больший дисбаланс. Те, кто занимался культивацией в прошлом, скорее всего, найдут способ гармонизировать вусинг и продолжат культивацию в настоящем.

Будда несколько раз говорил о создании тела, созданного умом, например, в Саманьяпхала Сутте (DN 2): «Сконцентрировав таким образом свой ум, очищенный и яркий, незапятнанный, свободный от недостатков, податливый, устойчивый и достигший невозмутимости, он направляет и склоняет его к созданию тела, созданного умом. Из этого тела он создает другое тело, наделенное формой, сотворенное из разума, совершенное во всех своих частях, не уступающее в своих способностях». Это тело, созданное разумом, является плодом совершенствования самади и випассаны. Оно является основой для развития сверхнормальных способностей (сиддхи) и других инсайт-знаний, таких как знание прошлых жизней, знание ухода и повторного появления существ, знание ума других людей и, самое главное, знание о прекращении оттоков. С прекращением оттоков чувственности, становления и неведения приходит знание об освобождении, что в буддизме равносильно завершению духовной практики. Даосский способ создания «тела вне тела» не является таковым, поскольку опирается на алхимический процесс превращения. Результат этого процесса – духовное бессмертие – также не одинаков.

Учения по Сатипаттхане можно легко найти в Интернете. Помимо классической Сатипаттана-сутты, есть изложения современных практиков, таких как Аналайо Бхиккху (Аналайо 2006), а также мой учитель випассаны, малазийский монах Тхеравады досточтимый Джотинанда, чей блог можно найти здесь: https://anupassi.blogspot.com/2010/07/what-is-satipatthana.html; В моей диссертации «Воплощение Реального» глава о Сатипаттане посвящена основам инсайта, рассмотренным в рамках Лаканова подхода и проиллюстрированна творческими сочинениями, отражающими личный опыт этой практики (Тимофеев 2019, 77—97).

Подробнее о травме можно узнать из моей докторской диссертации «Воплощение реального: междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации». В ней я демонстрирую феноменологию травмы и ее ценность для развития инсайта, который может привести к посвящению себя духовной практике (Тимофеев 2019, 43, 54, 115).

Перефразировано из дискурса Луанг Пор Дтун. Путь к счастью через Силу и Самадхи. https://www.youtube.com/watch?v=gWlM4GH1Oio

Перефразировано из Таниссаро Бхиккху. Mind like Fire Unbound. 1999. https://www.accesstoinsight.org/lib/authors/thanissaro/likefire/2-1.html

Пали, танха – тяга или жажда – основополагающая причина страдания согласно Будде. Разделяется чувственная тяга, тяга к существования, тяга к несуществованию. Подробнее об этом в следующей главе.

Эта строка часто встречается в вечерних песнопениях, исполняемых лесными монахами Тхеравады.

Верит ли человек в продолжение каммы из предыдущих существований или нет, не имеет значения в отношении субъективности. То, что предшествует любой субъективности, – это давление драйва (читай, тяги; подробнее об этом в подглаве «Драйв и желание»). Считайте это изначальной «асавой». На основе влечения к приятному аспекту драйва возникает отвращение к изгоняемому, сопровождаемое агрессивностью. Наличие либо тяги, либо агрессии, либо и того, и другого свидетельствует о невежестве в отношении «истинной природы вещей». Последнее относится к категории трансцендентной мудрости, когда субъективное заблуждение и навешиваемые на него ярлыки проработаны: это и есть область плодов духовной практики.

На основании вышеизложенных аргументов я назвал вытесненные явления «Реальным дуккхи». Согласно Дхамме, именно изначальное отрицание и экстернализация Первой Благородной Истины страдания является основой человеческой субъективности. Более подробную проработку категории Реального в связи с Дхаммой можно найти в моей диссертации (Тимофеев, Е. 2020, 65)

Здесь «пустота» вполне может быть заменена на «бессмыслицу». Как отмечает Макгоуэн, именно бессмыслица символического запрета служит основанием для актуализации желания субъекта, точно обозначая разницу между невротической и психотической субъективностью (Миллс 2019, 110). Вследствие закрытия абсурдного измерения мастера-означающего субъект психоза не может артикулировать свое желание независимо от требований (материнского) другого.

Здесь и далее S1 означает Имя Отца, главное или первозданное означающее бессмысленного утверждения.

Sinthome – термин, придуманный Лаканом как слияние «saint» и «homme», что позволяет получить «святого человека». Будучи четвертым кольцом Борромеева узла, он заново связывает субъективность особым образом, тем самым стабилизируя структуру. При неврозе синтом формируется через проработку множества невротических симптомов, что позволяет производить мета-знание – S2 – и заново переживать аффективность, относящуюся к подавленному означающему материалу. В то время как в психозе синтоматическое развитие представляет собой переработку Символического регистра, при которой Символическое отделяется от Реального посредством синтома, который связывает его с Воображаемым, тем самым организуя последнее. Синтом в перверсии – это такое развитие, при котором тенденция к (неправильному) присвоению языка для ограничения jouissance оспаривается и перерабатывается со ссылкой на Имя Отца. Здесь гибкое использование языка первертом подвергается строгости установленной методологии, что позволяет перверсивному субъекту пересмотреть свою модальность наслаждения. Тем не менее, поскольку перверт – мастер обходить закон в свою пользу, моральные заповеди должны быть подчеркнуты с акцентом на этике непричинения вреда и самодостаточности. В рамках аутистической структуры синтом может быть развит на стадии «углубления обода», когда достаточно сложный аутистический знаковый язык зацепился за определенную область интересов и субъект достиг в ней экспертных знаний. Здесь давление драйва может быть организовано без опоры на область интереса – синтетического Другого – и таким образом может начаться внедрение нехватки.

Смысл кастрации, по Лакану, таков, что от jouissance приходится отказываться только для того, чтобы вновь достичь его «на перевернутой лестнице закона желания» (Лакан 1977, 358).

Финк указал на намек Лакана на не-невроз в тексте «Субверсия субъекта и диалектика желания» (Финк 1997, 184), где Лакан говорит об Алкивиаде из «Симпозиума» Платона. Здесь он рассуждает о том, что Алкивиад, не видя пениса Сократа, возвышает последнего до некоего αγαλμα (Греч. agalma – статуя/пьедестал). Эта агальма – «драгоценное, блестящее, сверкающее нечто, которое Лакан интерпретирует как желание самого Сократа, желание или способность желать Сократа» (Финк 1995, 59). Далее Лакан приводит аналогию с женщиной, скрытой за вуалью: «отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания» (Лакан 1977, 356). Таким образом, Алкивиад воображает фаллическое совершенство в Сократе и хочет, чтобы Сократ признался в своем желании. Позже в тексте Лакан замечает, что «Алкивиад, конечно, не невротик» (Лакан 1977, 357), потому что он действительно желает и «идет по пути jouissance настолько далеко, насколько может». Тем не менее, история показывает, куда этот путь привел Алкивиада. Однако структура невроза, о которой идет речь, парадоксальна: кастрированный объект желания имманентно фалличен.

Аничча, дуккха, анатта: непостоянство, неудовлетворенность, бессамостность. Все обусловленные дхаммы (Пали, sammuti sacca) отмечены этими тремя качествами. В отличие от необусловленных дхам (Пали, paramattha sacca), в которых корень хватания разрушен и, следовательно, двойственность наблюдателя и наблюдаемого больше не сохраняется. Существует разговорный аргумент о «придирчивом» характере буддийского отношения к реальности: неудовлетворительность видна во всем. Разве буддисты не могут быть довольными и не ныть по поводу неудовлетворенности явлений? Безусловно, могут. Что касается характерного для буддизма отношения к жизненным страданиям, то я называю его «невинной отстраненностью» (Тимофеев 2019, 61). В Анатта-лакхана-сутте Будда задает своим первым четырем ученикам вопрос: можно ли называть «собой» то, что ненадежно и подвержено прекращению? Стоит ли называть то, чему суждено распасться, «я» или «мое»? Ученики Будды свидетельствуют, что это не так. Существует непринятие конечности обусловленного существования как относящегося к своему (истинному) «я». Не принимая этого, не обожествляя этого, практикующий Дхамму стремится к тому, что является истинно благородным, постоянным, неоформленным, неумирающим – к Ниббане. Это не-невротическое отношение является сутью Благородного пути Будды к прекращению стресса.

Лакан проиллюстрировал процесс отделения от вечной жизни метафорой «ламелы», которая улетает, когда человек рождается как сексуально дифференцированное живое существо (Лакан, 2018, 197). В отличие от одноклеточных организмов, которые выживают после деления клеток, сексуально дифференцированные существа не выживают после размножения. Таким образом, жизнь до рождения в качестве многоклеточного организма – это вечная жизнь, и первое отделение субъекта происходит именно от нее.

Здесь перечислены традиционные десять оков (Пали, dasa samyojana) на пути к освобождению. Считается, что тот, кто входит в поток (Пали, sotāpanna), отказывается от первых трех: взгляда на себя как некто, скептических сомнений и привязанности к обрядам и ритуалам, что укрепляется с принятием пяти заповедей в качестве образа жизни. Однажды возвращающийся (Пали, sakadāgāmī) отказался от чувственности и недоброй воли, но не полностью, в то время как не возвращающийся (Пали, anāgāmi) отказался от них полностью, поэтому перерождение в царстве желаний (Пали, kāmadhātu) для такого существа не происходит. Полностью просветленное существо (Пали, arahant) отказалось от желаний материального и нематериального перерождения, от самомнения, беспокойства и невежества. Однако на этом уровне практики мы уже не говорим о тщеславии и беспокойстве, связанных с воззрением на себя и просто беспокойным умом в соответствии с пятью препятствиями, о которых мы поговорим позже. Есть тщеславие, связанное с достижениями практики, и беспокойство, имеющее отношение к рвению к практике. Аджан Маха Боова, считающийся арахантом, затрагивает эти виды беспокойства и тщеславия в своей беседе: https://www.youtube.com/watch?v=_ZKviglubio&list=PLYzMT0jWneu2r5024esrntj3lNOwg9YEH&index=47.

Объектная причина желания выглядит следующим образом: во-первых, влечение кристаллизуется на частичном объекте, будь то сосок, сцибалум, образ или звук в соответствии с оральным, анальным, скопическим и инвокаторным частичными драйвами соответственно. Во-вторых, частичный объект передается через Другого, то есть через язык, что порождает четыре разных вида objet a: вбирание ничто, отдавание ничто, взгляд и голос (Ванхель 2014, 133). Эти проявления objet a – то, как Реальное сохраняется, несмотря на непрерывную репрезентативную деятельность «говорящих существ». Следовательно, это то, что относится к Реальному драйва и, следовательно, к дуккхе. Objet a обозначает инаковость изгнанного Реального в данном феномене. Когда субъект занимает позицию objet a, отсутствие бытия не рассматривается внутри себя, а прорабатывается через другого, что характерно именно для истерии и перверсии.

Этот отрывок был перефразирован из подкаста Дэмиена Митчелла, который можно найти здесь https://www.youtube.com/watch?v=gQy2gXySw9g.

Финк намекает, что принципиальная разница в воспитании между обсессивными и истериками заключается в том, что первым дается больше любви, заботы и внимания, а вторым – меньше. Поэтому обсессивный невротик воспитывается под впечатлением, что ему чего-то не хватает, в то время как истерик подсознательно думает, что не хватает другому. В результате обсессивный невротик отправляется в путешествие по непрерывному восполнению нехватки в себе, в то время как истерик делает это с другим (Финк 1997, 183—4).

Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.