И вот в том-то и заключается настоящая проблема. Время на паузы, когда ты должен задать себе вопросы, чтобы двигаться дальше, должно быть. Однако в болезни, даже если она затихает на какой-то период, нет ни времени, ни «двигаться», ни «дальше». Все постоянно – здесь, сейчас.
Можно сколько угодно рассуждать об объективной реальности, а также о том, что жизнь – это то, что мы из нее делаем. События – все, кроме болезни и смерти – действительно, можно принимать как разное. Зависит от того, под каким углом на это смотреть. И все, что ни совершается – кроме болезни и смерти – тоже может быть принято под совершенно разными углами. Любое событие – кроме болезни и смерти – можно оценивать как разнополярное. Но вот у болезни и смерти полюсов нет.
Теперь представьте, что за усилие предпринимает человек, не имеющий ничего, кроме его диагноза и реальности факта неотвратимой смерти, о которых теперь уже абстрактно не порассуждать. И, тем не менее, он старается абстрагироваться. Посмотреть на себя сверху. Найти точку опоры в чем-либо, что позволяет мысли заработать и раскрутиться вновь. И таким образом обрести самодостаточную и прочную самооснову.
Армия? Тюрьма?
Армия – хоть и строго ограниченное законами и порядком – но действие.
Тюрьма – безнадежная неволя.
Больница – все-таки что-то среднее.
Плоскостной ее мир для пациента – одновременно и привычная среда, и постоянное напоминание о невозможности бытия в ее пределах.
Больницы бывают разные. Отделения бывают тоже разные. В онкологическом отделении и в хосписах в одинаковой степени среда – разреженная и мертвящая. Что бы ни говорилось и ни делалось, каких бы слов здесь не произносилось, какие бы звуки не раздавались и что бы ни происходило, – как только наступает тишина, она с собою же приносит всегдашнее: безнадежность, конечность. И ужас такой тишины могут оценить лишь те, кто находится здесь более двух-трех дней – когда пообвыкнешься. Но ужас этой тишины ощущают (и сразу же мысленно гонят это от себя) и те, кто только переступает порог.
Здесь не работают обыкновенные люди с «неустойчивой психикой». В особенности это ясно и заметно по людям из среднего звена и еще больше – по тем, кто делает работу неблагодарную и грязную. И здесь – две категории: или закрытые до предела, немногословные и жесткие, или – все те же немногословные, но только взглядом обращенные в сторону больного. Безумная моя человеческая благодарность – к тем и к другим. К тем – кому не «подняться выше», а они и не хотели бы. Не потому, что середняки, не потому что им и так хорошо. Им не хорошо. Но именно люди очень четко знают: они находятся на своем месте.