Оконце в Навь - страница 73

Шрифт
Интервал



Повсюду царила кромешная тьма. Юлия охватила сиюминутная тошнота, но он по-прежнему ощущал мягкую ладонь девицы, и от этого становилось спокойнее. Постепенно глаза привыкли к мраку и стали различать очертания в темноте. Двое очутились в какой-то неприятной темнице. Не то чтобы темница вообще способна быть миловидным местом, но именно в этой чувствовалось нечто до ужаса тревожащее. Тут было сыро, душно и тесно. Единственная лучина освещала обрывок каменной стены блеклым ореолом. Юлий ступал с осторожностью. На подошвы обуви налипало что-то склизкое. Пахло невыносимо. Это зловонье одновременно напоминало болезнетворную гниль и навозную прель.

В конце коридора показалась железная решетка, отворенная настежь. Юлий наложил стрелу и натянул тетиву, приближаясь к месту заключения. Лада не отставала, вцепившись в ремень бардовской сумы. Девице было до того гадко и неуютно, что она испытывала головокружение. Люди обошли решетку, беззвучно просочились в грязную комнатушку и встретили узника. Он сидел на коленях, уронив подбородок на грудь, с разведенными в разные стороны руками в тяжелых оковах на цепях. Костлявый, тощий и изнеможенный старик с остатками седых длинных волос и кожей, изборожденной глубокими морщинами. Рядом с ним валялись ножны с мечом и небрежно скинутая корона. Кощей не использовал некромантию, но в полусвете темницы представал его истинный облик. Навий царь томился один, среди зловонья и тишины. Юлий позвал Бессмертного, но тот пребывал во сне.

– Очнись, иначе мне придется петь твои самые нелюбимые песни. Начну с той, про черного жука, который повелевал мертвыми мухами, – шутливым тоном сказал бард, но узник не пробудился. – Вот ведь беда. Ладно, займусь его освобождением. Негоже нашему ненаглядному царю сидеть в оковах.

Юлий отсмеивался, но в душе переживал за Кощея. Похоже, что в ином настоящем воплотился худший период его жизни – в плену у Змея Горыныча. Юноша вспомнил рассказ Колобка о том, как колдун провел триста лет в заточении в подземелье брата. Пока бард ковырялся в оковах и позвякивал цепями, Лада сидела напротив узника и жалобно глядела на него, держа в руках корону и прислушиваясь к редкому дыханию. Она позвала навьего царя по имени, но тоже не смогла вырвать его из цепких объятий сна.

Юлию удалось снять оковы. Цепи с лязгом протащились по каменному грязному полу. Бессмертный пошатнулся. Он был подхвачен Ладой в падении и мягко коснулся головой ее предплечья. Девица почувствовала, что Кощей был очень холодным, почти окоченелым, и крепко обняла его. К навьему царю стала возвращаться жизнь: седина обрела благородный белый цвет, а морщинистая и дряблая кожа распрямилась и уплотнилась.