Ручьёв кисло улыбнулся.
И в лучших джентльменских традициях попытался забрать у нее не слишком увесистый пакет с продуктами.
Она отдала, стараясь при этом минимально касаться пальцев Ручьёва.
Тот слегка кашлянул (дабы прочистить горло).
– Уже приступила к новой работе?
– Приступила. И не такой уж новой – я ведь по окончании вуза два года преподавала в гимназии, пока Зарецкий не пристроил меня переводчиком в издательство, – она бросила на Ручьёва короткий взгляд (он поднимался следом за ней, на четвертый этаж, пешком).
Лифт в доме имелся, но Анна ненавидела лифты. Она страдала легкой формой клаустрофобии.
Наконец остановившись у двери квартиры, где она некогда проживала вдвоем с отцом, Анна снова повернулась лицом к Ручьёву.
– Спасибо, что помог поднести сумочку. Отдай, пожалуйста, – безупречно вежливо… и ласково.
Лицо Ручьёва окончательно помрачнело. Но сумку он отдал без возражений.
После чего, однако, уперся рукой в стену таким образом, чтобы загородить ей проход в квартиру.
– Что я должен сделать, чтобы ты наконец простила меня? Что? Встать на колени? Покаяться публично? Что? Говори, я сделаю.
Его воспаленный взгляд и глухой голос действительно впечатляли. На пару секунд она ощутила почти то же, что и в аэропорту год назад, когда Ручьёв умолял ее остаться с ним…
и она была очень близка к тому, чтобы согласиться.
"И еще… я не хочу, чтобы ты подыскивал мне замену."
"Это и нереально."
Оказалось, еще как реально.
Или он не считал серьезной изменой связь с той молодой женщиной – достаточно доступной (наверняка), достаточно привлекательной, чтобы служить временной подружкой, но недостаточно умной и интересной, чтобы из-за нее всерьез можно было потерять голову?
Анна вспомнила (хоть сейчас ей этого хотелось меньше всего) грязную сцену у коттеджа Ручьёва. И свои ощущения, сходные с ощущениями облитого помоями.
И самым мерзким был не пьяный бред той девицы, которую использовали и пнули, как приблудную кошку, а реакция Ручьёва.
"Сэра Ланселота", в миг утратившего свое рыцарское достоинство, когда он ударил ту молодую женщину.
Хладнокровно ударил. Расчетливо. И лицо его в тот момент было отнюдь не лицом красивого и благородного рыцаря.
Рыцаря из тех самых романов, над слабостью жены к которым г-н Зарецкий часто подшучивал (порой беззлобно, а порой и весьма желчно).