– Мы были друзьями, "Ржевский", – прохрипел наконец Юрий.
– Да, – спокойно согласился Ручьёв, – И впрямь дружил я когда-то со славным парнем Юркой… но, боюсь, паренек тот давно погиб.
– Когда они приедут? Ваша жандармерия – ОМОН, спецназ, группа "Альфа"… кто там еще? – глухо спросил "Кузнец".
– А они не приедут, – мягко ответил Ручьёв, – Пока ты не наделаешь глупостей.
Впрочем, я неправильно выразился. Глупостей ты наделал еще вчера, а сейчас только от тебя зависит не наделать больших.
– Шантаж? – пробормотал "Кузнец".
Ручьёв вскинул брови.
– Я очень на идиота похож, да? Хотя вчера, может, и был похож… – добавил он задумчиво. Затем скомандовал "Малышу" "отрыщь!" и сенбернар тут же отошел от того, кого добросовестно сторожил.
– Я понимаю, чем для меня чревато это знание, – сказал Ручьёв негромко, – Несет оно не скорбь, а смерть. Поэтому я, извини, подстраховался. Подлинник и еще пара копий этой записи находятся в весьма надежных местах. Но пока я жив и живы те, кого я люблю (тут на его лицо набежала тень), этих записей не услышит никто.
Я умею хранить тайны, "Кузнец". Наведи обо мне справки и убедишься в этом.
Посему нам с тобой выгоднее всего ударить по рукам – ты не выдаешь меня своим, я не выдаю тебя и твоих соратников по борьбе с империализмом агентам Интерпола и Моссада.
…Кстати, один мальчонка, вместе с которым мы провели счастливое детство, сейчас служит в этом ведомстве шустрых ребят. Папа у него в посольстве служил, а мама была евреечкой… по крови. С фамилией Степанова. В те времена, сам знаешь, предпочитали не рисковать…
А потом оказалось – Рабинович она, а не Степанова! – Ручьёв рассмеялся, – Вот ведь превратности жизни и судьбы, правда?
– Правда,– медленно ответил "Кузнец" и вдруг со скоростью пантеры бросился на бывшего сослуживца.
Ручьёв сделал мгновенное, почти неуловимое движение, и экстремист-террорист растянулся на полу, хватая воздух ртом и не сводя с "Ржевского" ненавидящих глаз.
– Ну и глупо, – скучающим тоном сказал Ручьёв, – Знаю, все вы – наркоманы, психи и смертники… но зачем еще больше усложнять свою и так нелегкую жизнь?
Договоримся так, Юра, – теперь в руке Ручьёва оказался ТТ, дуло которого смотрело аккурат между глаз (серых в прошлом, а ныне ореховых) "Кузнеца", – Ты сейчас преспокойно уедешь отсюда на такси. И на вопросы, которые тебе зададут, ответишь – да, увы, забухал со старым другом.