«Слушай, убогая…»
Ах да, у меня теперь еще и внутренний голос есть, причем с характером сварливой столетней бабки.
«Что встала столбом? Ноги разучилась переставлять? Ты постой еще немного, подожди, пока сюда стража со всего района сбежится».
Стало неуютно, до холодка по спине, потому как часовню тоже я…
Хм, не готова я к разговору с законом, тем более с доказательной базой, вживленной в тело. Вот скину камни, тогда можно и поговорить.
Из сада выбиралась со скоростью человека, которого вот-вот застукают на горячем. Веревка изгалялась красочными эпитетами, «восхваляя» мои скорость, ловкость и маневренность. И ни разу, сволочь, не повторилась, как и не назвала по имени. Так что по улицам пригородного района я шагала в нарастающем желании кого-нибудь зашибить, не смущали даже свистки охраны, стягивающейся к известной мне точке. Прохожие шарахались, если им случайно доставался мой взгляд. Увязавшего было за мной парнишку – у таких товарищей феноменальный нюх на деньги – приморозило к месту, когда я на него оглянулась. Он даже рукой начертил что-то отгоняющее в воздухе, а я себя прямо богиней Кали почувствовала.
Нет, а что? Два здания минусовала, две кражи – да, я в курсе, что мне помогли, – провела. Но лучше чувствовать себя закоренелой преступницей, чем сходить с ума от всего этого дурдома.
Глава 5
Зашла в наш двор, плющ помог не заблудиться. Толкнула дверь домика. Внутри была лишь недовольная моим отсутствием бабуля. Детвора играла во дворе. От понимания, что не прошли даром мои усилия по продвижению земных игр, на душе потеплело, улетучились черные мысли: «Не жди меня, мама, хорошего сына, твой сын не такой, как был вчера…»
Прошла, села за стол и поняла, что разговаривать разучилась: слова вертелись в голове, складывались в предложения, а дальше – никак. Длительное молчание склеило губы.
– Вот! – наконец выдавила из себя, выкладывая серебряную монету на стол.
Глаза у бабули округлились, став по размеру точь-в-точь как презентованная монета, но вопросы не посыпались. Улица быстро отучает от излишнего любопытства.
– Насколько хватит? – хрипло поинтересовалась, отмечая, сколь чуждо звучит мой голос в этих стенах. Вот в уже бывшем особняке орать было легко. Тем более что ругались мы с веревкой по-русски, а тут приходилось преодолевать языковой барьер, когда слова в голове есть, а сказать что-то не получается.