Отчего-то этот вопрос прозвучал очень интимно, и Аэлин почувствовала, как щеки заливает румянец. Мальстен выглядел не менее смущенным. Он отвернулся, как отворачивался всегда, когда ему было неловко, и пожал плечами.
– Сила данталли напрямую зависит от зрения, – нехотя заговорил он.
– Это значит…
– … что если бы у Тиссы не получилось вернуть мне зрение, я потерял бы силу.
Аэлин промолчала, не зная, что на это ответить. Ей не хотелось углубляться в разговоры о способностях данталли: заходя на эту территорию, они почти каждый раз ссорились. Мальстен множество раз говорил, что применяет нити безо всякого наслаждения. Возможно, он в это даже верил, но Аэлин была глубоко убеждена, что здесь он был не совсем честен.
На лице Мальстена вдруг появилась горькая, очень едкая усмешка.
– Догадываюсь, о чем ты сейчас подумала, – сказал он. – Вот только отсутствие нитей не сделало бы меня человеком, Аэлин. – Он серьезно посмотрел на нее, его глаза сделались льдистыми и холодными. – Я бы просто стал бессильным данталли, не более. И это не принесло бы ничего, кроме проблем.
К собственному удивлению, Аэлин не испытала злости, услышав, как в его голосе усиливается напор. Она качнула головой.
– Мальстен, я ведь на тебя не нападаю. Пожалуйста, не надо от меня защищаться.
Он удивленно распахнул глаза, едва прорезавшийся пыл обиды тут же поостыл.
– Извини, – тихо пробормотал Мальстен, избегая смотреть на Аэлин. – Ты права, ты ведь даже ничего мне не сказала. Это было неуместно…
Аэлин приблизилась к нему и положила руку ему на плечо.
– Мальстен, перестань. Все хорошо. Не обязательно так строго судить себя. После того, что ты пережил, вспылить мог любой. Ты ничем меня не обидел. Я просто напомнила, что я тебе не враг и ни в чем тебя не упрекаю.
Он не выразил согласия. Скорее наоборот, на его лице отразился ярый протест, который он тоже не высказал.
– Просто, – Мальстен помедлил, прежде чем продолжить, – я много раз думал, как повернулась бы судьба моей семьи, будь я человеком. Матери не пришлось бы нанимать Сезара, чтобы меня обучить. Колер не нагрянул бы в Хоттмар, родители остались бы живы, и, возможно, никогда не было бы Ста Костров Анкорды…
Он замолчал. Невеселая улыбка вновь заставила глубокую ямочку показаться на его левой щеке.
Аэлин глубоко вздохнула. Ее лицо выражало только сочувствие.