Однако мое внимание привлекло какое-то копошение у гниловатых красных жигулей, стоящих на обочине, метрах в тридцати от нашего парковочного кармана.
У машины тёрлись несколько мужчин. Их было трое, все одетые в спортивные штаны и футболки, они с кем-то оживленно разговаривали. Закрывали собеседника спинами.
– Отстаньте! – Неожиданно из их группы послышался женский голос. Голос звучал напугано.
Я переглянулся с вышедшими на улицу Степанычем и Фимой. Шнепперсон бросил обеспокоенный взгляд на гопников.
– Там происходит что-то плохое, – проговорил он дрожащим голосом. – Шнепперсон прямо-таки чует.
– Да что вы делаете?! Уберите руки!
– Да ладно тебе, краля. Мы тебя просто покатаем да дома высадим!
– Ну! С нами тебя никто и не тронет!
– Пойдемте, – сказал я и решительно зашагав к толпе.
Не сказав мне ни слова, Степаныч с Фимой пошли следом.
– С дороги, – ледяным тоном приказал я, расталкивая гопников.
– Ты че, попутал?! – Крикнул один из них, лысый, носивший на лице уродские солнцезащитные очки с узкими линзами.
В следующее мгновение очкарик выхватил из кармана складной ножик – китайскую выкидуху на пружине. Лезвие щелкнуло, острие посмотрело на меня.
Я же, краем глаза увидел девчонку, из-за которой начался весь сыр-бор. Это была Кристина, секретарша Нойзмана. Девушка, одетая в обтягивающую бедра юбку и белую блузку, приперлась сюда, почти на промзону да еще и совсем одна. Хреново. Для местных гопорей она, считай, надела на шею табличку со словами: «возьми меня».
Я глянул на нож гопника, а потом просто выбил его у него из пальцев небрежным хлопком. Ножик загрохотал по асфальту тротуара, оставив своего хозяина в замешательстве.
– Если уж достал, так режь, – сказал я, глядя на гопника. – Не надо вы#бываться.
Фима и Степаныч грозно стали у меня за спиной. Гопники испуганно переглянулись.
– Да мы че? – Пролепетал очкарик. – Мы ни че. Мы ее даже не знаем!
Он завертел головой, глядя, то на Кристину, то на меня.
– Да! Она сама к нам пристала! – Подхватил другой, худощавый и бледный, словно наркоман.
Третий, высокий, как шпала, но худой и узкий в плечах, застыл в ступоре.
– Пошли нахер отсюда, – проговорил я набычившись. – Ни то, ноги переломаю. Понятно?
– Да че ты, братан? – Поднял руки очкарик в примирительном жесте. – Не кипятись, уходим мы. Чего ты?