– Потому что там не было материи, Лик, – сказал Валера. – Там было чистое волшебство. Как и во всем, что делал Никита.
– Но получается, это волшебство отличается от того?
– А как вы думаете, почему шапка-невидимка моего дяди – первый удачный опыт за столько лет? – неожиданно подал голос Женька.
– Почему? – заинтересовался Валера.
– Потому что он первый, кому удалось каким-то образом связать материю и волшебство так же, как это сделали создатели первых артефактов.
Они, не сговариваясь, уставились на скатерть-самобранку, которая сохранилась одна-единственная во всем мире.
– А как ему это удалось? – шепотом спросил Валера, склонившись к столу.
– Я пытаюсь это понять, – ответил Женька. – Пока только понял, что волшебство тоже бывает разным. Истинным, как у Никиты, или же вот таким, как у Виктора Петровича.
Впавший в задумчивость Жаров выглядел очень взрослым.
– Получается, и волшебники разные? – ни к кому не обращаясь, спросила Ева.
И Женька кивнул:
– Получается, что так.
К концу второй недели Ева немного привыкла к школе.
Каждое утро ровно в семь часов на улице раздавался крик Петушка – Золотого гребешка, который было слышно отовсюду. Лика пробовала закрывать на ночь окно, но добилась лишь того, что они промучились всю ночь в духоте, а утром ровно в семь подскочили на своих кроватях от звонкого кукареканья. Летом на фоне новизны впечатлений от пребывания в волшебной школе вставалось легче. Сейчас учеба превратилась в рутину, и отдирать себя от постели приходилось с трудом. Учебный процесс тоже перестал радовать довольно быстро: некоторые занятия оказались весьма скучными, а некоторые – довольно сложными. И все это сопровождалось кучей домашки и строгим, действительно строгим, распорядком дня.
В десять вечера свет выключался. Весь. Полностью. К счастью, под их окнами горел фонарь, рассеивавший тьму, но все равно первые вечера им было неуютно. Хотелось по привычке, как летом, поболтать с мальчишками, однако в течение учебного года девочки и мальчики жили в разных крыльях здания, и перемещаться между ними после отбоя, разумеется, было запрещено. За нарушение грозили отчислением, и вроде как бывали даже реальные случаи. Впрочем, насколько эти слухи соответствовали действительности, Ева не знала, потому что общалась преимущественно со своими друзьями.