Девушка заворочалась, Макс подмигнул мне и мотнул головой в сторону двери, мол, выметайся.
Было солнечно. Асфальт, стены домов и даже воздух между ними были окрашены бледно-жёлтым светом, пробравшимся во все углы изломов дворов и уничтожившим тени. Выходя, я не посмотрел на часы, но Макс, видимо, прав – ещё очень рано, по пути сквозь дворы Васильевского острова я не встретил ни одной живой души. Похоже, и впрямь воскресенье, и никуда мне не надо, просто нужно было выйти и увидеть это утро, напоминающее не окончившийся сон.
Это утро уже случалось со мной и не один раз – этот свет и тишина, звон холодного асфальта под ногами, подпевающие друг другу взбудораженность и спокойствие одновременно. Мне было 17 или 18. Или 19, но это не важно. Десять лет прошли, искривив в двузначном числе единицу в двойку, но других следов не оставили. И я снова чувствую эту взбудораженность, хотя больше трети моей жизни на моих глазах растворились в этой золотистой дымке, а я не успел даже оглянуться вслед.
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
(А.С. Пушкин, «Медный всадник»)
Я ехал в офис, торопился, опаздывал. Второй ряд двигался гораздо быстрее третьего, и я перестроился туда. Дворники равномерно размазывали по лобовому стеклу снег с дождём.
Я вывернул на мост и прибавил скорость. А я-то боялся, что здесь пробка, но теперь ничего, успею! Едва я это подумал, как меня подрезала выскочившая слева «тойота». Я дёрнулся, вильнул слишком резко и оказался на соседней полосе, ударил по тормозам, но поздно – машина уже летела на пешеходную часть моста, люди шарахнулись в стороны. Я взмолился о том, чтобы меня удержало ограждение, но, сходу пробив чугунную решётку, машина полетела в Неву.
Вода не хлынула в салон, только перехватило дыхание от тупого удара в грудь. Открыв глаза, я увидел рябь на воде внизу за стеклом, осознал, что сам я вишу на ремне безопасности в машине, которая держится задними колёсами за край моста, понял, что это невозможно, и, стало быть, сейчас всему придёт конец, и истошно заорал. От собственного крика я и проснулся.
Сегодня утром – а это было сырое и ветреное ноябрьское утро, когда по одному взгляду за окно можно было догадаться, как противно на улице, – в новостях по радио сказали, что дамба Санкт-Петербурга закрыта. Вода поднялась выше положенного.