Подобравшись совсем близко к одуревшим казакам, распутная девица с диким визгом, раскинув длани, ринулась к целомудренному, чистому, как слеза ангела, Егорке, который за версту обходил капканы женского обольщения. Инстинкт самосохранения вернул прыть охмурённому «чинариком», и он резко вскочил со стула, а на большее, увы, его не хватило. Он грохнулся с повисшей на нём похотливой девицей на железный пол, прогремев походным котелком, привязанным к поясу, и потерял сознание. Отрывали малого «чинарика» от жертвы всей семьёй „чинариков", среди которых не потерявший самообладания Фрол Иванович с содроганием заметил у одной из глянцевых фигур те же половые признаки, что и у малой. Он уцепился за её ногу и потащил «чинарика» в сторону раньше даже, чем заорал диким голосом: «Ату её!» И даже раньше мысли: «Надо спасать парня! Они же сожрут его!» Наконец родственники унесли на руках расшалившуюся малышку, которая, протестуя, издавала звуки, похожие на негодование петуха, у которого взяли напрокат любимую курицу, и с такой силой двигала конечностями, что всю компанию «чинариков» кидало из стороны в сторону. Когда вся процессия скрылась за захлопнувшейся дверью, напряжённость пошла на убыль, а на смену пришла спасительная тишина. Только Болдырев, которого грызла вина за содеянное малой, что-то бормотал себе под нос, еле слышное. Чуткий на одно ухо Фрол Иванович улавливал лишь кое-что, вроде: «Что за кошмар?!.. Увезу её к бабушке… Это же ужас какой-то!.. Нет, такого я никак не ожидал…» В промежутках между бормотаниями Болдырев разводил, как бы чистосердечно извиняясь, руки в стороны. А то набирал полный род жидкости из недопитой банки и, фыркая, опрыскивал Егоркино лицо в надежде привести того в чувство, пока есаул не взял банку из его рук и, понюхав, не забросил её далеко в сторону. Его сменил Фрол Иванович, который, достав из кармана шаровар громадный клетчатый платок и протерев свою вспотевшую физиономию, стал гонять воздух вокруг лица Егорки, который наконец открыл глаза и спросил непонятное:
– Что это? Где?
Фрол Иванович аккуратно сложил платок, вытянув ногу, затолкал его в карман и, подумав, сказал:
– Егор, та не бери ты это в голову! Это же бабы, они же все такие! Слава богу, хоть не кусаются.
Обрадованный Болдырев, довольный, что всё утряслось, в одиночку натаскал множество жестянок и упаковочек и пригласил отобедать: