Возглавлял толпу крестьян сам помещик, бородатый и лохматый мужик, который, если и отличался от своих дворовых и крестьян, то в худшую сторону. И штаны и рубаха, сделанные из небеленого льна, давно нуждались в стирке, а сам мужик – в зубном лекаре. И не только в зубном – взгляд его был не просто тронут безумием, а буквально источал оное. Еще он очень старательно демонстрировал угрозу, размахивая вывороченной откуда-то оглоблей.
– Вы чаво тут безобразия безобразничаете?! – взвыла эта орясина с орясиной и попыталась ткнуть своей дубиной тайного сыщика.
– С кем имею.? – спокойно спросил барон, легким движением откинув оглоблю в сторону лужи расплавленного стекла на месте скотного двора. Что именно имеет, он уточнять не стал, но выражение лица не наводило на мысли, что честь или удовольствие. А вот вспыхнувшая оглобля навела сопровождавших помещика на верные мысли о вредности размахивания вилами и косами.
– Акакий Быстров, мои это земли. А вы кто? – уже вежливее ответил помещик, оценив судьбу своего оружия и пару-тройку быстрых шагов назад своего «войска».
– Старший сыщик Особого сыскного отдела Тайной канцелярии барон Орловец. И на предмет принадлежности земель вы ошибаетесь. В связи с крайне опасными действиями, направленными на создание угрозы жизни и здоровью подданных Его Императорского Величества, а также повлекших гибель оных в немалом числе, моим решением лишаетесь этих самых земель и направляетесь на каторгу пожизненно. Мое решение можно обжаловать перед государем лично. – сыщик взмахом руки «заморозил» будущего каторжника, чтобы не тратить сил и времени на транспортировку. У наряда полиции, который приедет за осужденным, будет специальный амулет для вывода из стазиса, а больше никому эту «статую» трогать не положено.
Барону же предстояла тяжелейшая работа по проверке всей окрестной скотины и людей на предмет заражения, которая заняла почти сутки. Впрочем, на утренний поезд до Москвы он успевал, так что еще мог спасти свой отпуск. Уже садясь в пролетку, он, поймав взгляд не менее уставшей Корчеи, которая лучше любой ищейки выискивала дрыхнувших по каким попало стогам крестьян, задумался.
– Корчея, до прибытия на каторгу его не трогай, нечего конвоирам работу осложнять. А вот как приедет – он твой. Сверх квоты.
– Благодарить не буду, сами понимаете, но… – лихорадка расплылась в довольной ухмылке.