Отпуск, к некоторому удивлению барона, протекал без особых отвлечений и осложнений. Ну не считать же за работу утихомиривание соседского домового! Там вообще и смех и грех! Купил домик парень из молодых, тех, что в науку веруют, а в церковь не ходят и домовых не привечают. Домик был как домик, но со временем и полы слали скрипеть и окна щелями пошли и двери то не закрываться, то клинить… По полчаса хозяин войти-выйти не мог! А по ночам мыши хороводы водят, спать не дают. На все это и плакался красноглазый и окосевший с недосыпа молодой человек, случайно оказавшийся рядом с бароном все в той же шашлычной. Когда сыщик выслушал сию грустную историю и таки перестал смеяться, он предложил молодому олуху поспособствовать. Парень, оказавшийся инженером по паровым машинам, готов был на любую помощь, даже не совсем научную.
Идти было недалеко. Домовой расшалившийся, как узрел, кто по его душу явился, побледнел и начал за сердце хвататься. Все же знают, что агенты Тайной канцелярии имеют Императорское соизволение на любые действия, а уж если этот агент сам ведьмак… Такому ни экзорцист, ни церковник не нужен. Один щелчок – и нет домового. Все, развоплотился. А посему разъяснения о недопустимости любых действий, негативно влияющих на работоспособность столь ценного для Империи инженерного кадра, выслушал, стоя по стойке «смирно». И на наказ заботу о кадре и доме его проявлять надлежащим образом чуть под козырек не взял. Впрочем, вторая сторона только что погашенного конфликта реагировала сходно. Инженеришка с Тайной канцелярией отношения портить тоже категорически не желал и поклялся о пропитании домового заботиться как о своем или даже лучше. Адрес местной старой ведьмы, прикармливавшей домового, обитающего в собственном доме сыщика, он записал трясущимися руками, но абсолютно точно. Так-то будет лучше – и дом обихожен и домовой накормлен и старушке приработок.
За такими развлечениями отпуск благополучно подошел к концу, и барон вместе с поваром раскланялись с соседями и направились в Симферополь. Там сыщик не поленился проведать свою недавнюю добычу. Мантикора разлеглась в вольере и млела под руками чесавшего ее за ухом служителя зоосада и вести себя как опасный хищник, каковым и являлась, судя по табличке на решетке, категорически не желала. Новый человек у нее не вызвал ни малейшего интереса, так что утробное урчание не сбилось с ритма ни на секунду. Убедившись в полном благополучии своей протеже, барон вернулся в пролетку и проследовал на вокзал.