– Да, Мишенька, из Парижа. Варенька – моя лучшая подруга еще с гимназии, из того прежнего Петербурга. И еще она моя невестка, жена брата. Они смогли уплыть на пароходе из России почти пятьдесят лет тому. Ну, иди, иди. Потом все тебе расскажу, если захочешь.
– Варенька, это моя Надюша.
В кресле сидела, или вернее полулежала женщина с недвижимыми кистями рук и с недвижимыми ногами, но с сияющими живыми глазами.
– Ты ее помнишь, наверно совсем маленькой. Она заболела в то страшное время, а лечить было уже нечем. Папенька пытался что-то сделать, но даже он уже не смог. Лекарств нет, ничего нет… На улицах грязно и холодно… Он тогда и надумал отправить нас на нашу дачу в Воронежской губернии, думал на юге в тепле лучше будет. Да только и туда мы не попали, полыхал уже юг. Пришлось податься сюда. Так вот и живем здесь с тех пор… Привыкли как-то, а теперь и вовсе хорошо. Я так и продолжала здесь обихаживать всех нуждающихся в помощи, как когда-то, в ту большую войну, в госпитале. Поэтому, наверно, и не тронули нас ни белые, ни красные.
Варвара подошла к Надюше, погладила ее руку и ласково улыбнулась.
– Я ведь тебе гостинцев привезла, моя хорошая. Потом откроем саквояж, и я все достану.
– Она у нас умница. Хоть ручки-ножки плохо работают, но приспособилась шить на машинке. И голова светлая, языки мы с ней выучили, а по математике всем ребятишкам здесь помогает.