Согласно догматам церкви, Ева была слабой, греховной стороной Адама. В куртуазной литературе, напротив, дама превозносилась как арбитр, третейский судья и даже повелительница, морально превосходящая мужчину. Возможно, такую реакцию вызывало неприятие любой сексуальности, которое церковь проявляла с XII века. В XIII веке монах Винцент из Бове напишет, что «мужчина, очень сильно любящий жену свою, есть прелюбодей»[25]: да, конечно, прелюбодеяние было злом, но не меньшим злом считались и радости брачного ложа. Неудивительно, что люди, которым, как известно, свойственно ошибаться, узнали, что любое удовольствие от секса греховно, и решили, что в таком случае один грех ненамного хуже другого.
Кроме того, куртуазная любовь рассматривалась как мирской эквивалент культа Девы Марии – ее называли «религией мирской любви». (Исследователь Роджер Боуз считал трубадуров «предвестниками Реформации».) В XII–XIII веках культ почитания Богоматери становился все популярнее, причем в персонифицированных, почти эротических выражениях его насаждали писатели-мужчины. Святой Бернард Клервоский, основатель-реформатор цистерцианского ордена, ратовал за более чистую веру, в которой Мария призвана быть заступницей человека перед Богом, а рыцарей святого Бернара величали «рыцарями Марии».
Согласно еще одной теории, куртуазная любовь «выросла из катарской и альбигойской ереси». Движение катаров достигло расцвета на юге Франции как раз во времена зарождения куртуазных идей и терпело все бо́льшие гонения, когда они достигли своего апогея. Катары, как и трубадуры, выступали против папства и ратовали за возвращение к «простоте и чистоте» апостольской церкви. По мнению Боуза, катары «проповедовали половое воздержание и в идеальном мире отказались бы от брака, который узаконивал половую жизнь». Куртуазная любовь, «будучи целомудренной и прелюбодейной» одновременно, идеально отвечала их требованиям.
Часть верований катаров, например отрицание верховенства папы римского, чтение молитв за умерших и вера в чистилище, перекликается с доктринами реформаторского протестантизма. Во многом движение катаров обязано поддержке знатных дам, которые сыграли не менее важную роль в движении за церковную реформу в начале XVI века.
Куртуазная любовь даже рассматривалась (хотя свидетельства этому весьма скудны) как один из пережитков языческого культа Кибелы и дохристианской матриархальной традиции Северной Европы, предписывавшей почитать женщину за божественную силу. Еще одна версия гласит, что куртуазная любовь произошла от народных традиций и ритуальных танцев Европы, особенно тех, что были связаны с ритуалами весны. Песни трубадуров о кельтском празднике костров, отмечавшемся первого мая, традиционно высмеивали брак. Ассоциация с весной все еще лежит в основе наших представлений о любви. Как мы очень скоро убедимся, та же ассоциация характерна и для периода династии Тюдоров – хоть это и походило порой на заевшую пластинку.