Во время трапезы бесконечное разнообразие мясных блюд сменялось изобилием овощных салатов и сыров. В конце концов, на подходе была унылая пора Великого поста, как бы искусно повара короля и кардинала ни умели готовить угрей, вяленую треску, морскую и пресноводную рыбу. Дальше гостей провожали в огромный зал, украшенный ветвями деревьев и дорогими восковыми свечами.
В глубине зала стоял зеленый деревянный замок – одна из тех роскошных причуд, которым суждено прожить всего один вечер и в которых так преуспел двор Тюдоров. Длинные списки королевской отчетности содержат детальные описания расходов на эти короткие, но полные драматизма постановки: на блестки и костюмы, на древесину и плотницкие работы. Всего несколько лет спустя в течение нескольких недель двор восхищался военным оснащением еще одного подобного замка-обманки, с восторгом постановив, что его «невозможно взять натиском, только измором». Современным эквивалентом таких представлений можно считать сценографию театральной постановки или павильон для кинопроизводства[3]. Но происходило это за полвека до того, как на Британских островах, в Лондоне, был построен первый театр. И хотя в церемониях и народных зрелищах того времени преуспевала в первую очередь церковь, для того чтобы принять новую, светскую религию рыцарства, нельзя было придумать лучшей сцены, чем королевский двор.
Замок венчали три башни, над каждой из которых развевалось знамя: на первом было изображено три повергнутых сердца, на втором – женщина, сжимающая в руке сердце мужчины, а на третьем – дама, крутящая мужское сердце в руках. Замок был одной из зрелищных «маскировок», олицетворявших либо опасность, от которой дам нужно спасать, либо само сердце дамы. Дамы, которые защищали крепость, выбрасывая из нее розы, фигурировали и в средневековом бестселлере о куртуазной любви – «Романе о Розе». Три башни замка занимали восемь женщин, одетых в белый атлас с вышитыми золотом именами: Красота и Честь, Милосердие и Щедрость, Постоянство и Упорство, Доброта и Сострадание – именно такими качествами должна была обладать идеальная галантная дама. Такие «живые картины» можно считать домашним эквивалентом рыцарского турнира – той же ареной для соревнований и демонстрации умений – с той только разницей, что главная роль здесь отводилась женщинам.