– Откуда бабочки на балетках? – заглядываю я в пакет.
– Наши-ила. Для Коти.
Я отворачиваюсь и дергаю дверную ручку.
– Аришенька – ма-ахонькая, как семиклассница, – слышу сзади.
Стены в подъезде разрисованы черным. Я нажимаю на кнопку лифта. Меня раздражает обрубок света, падающий из раскрытой двери, будто бабушка ждет чего-то, ловит меня.
– Курточку бы подлиннее, застудисся.
В лифте я смотрю на свое лицо в зеркале. В ледяных глазах – усталость, раздраженность – как их убрать, чтобы Сережа не увидел? Я делаю попытку улыбнуться.
В холле Дворца культуры уже нет кузнечиков в шортиках и танцевальных купальниках. Лица родителей, сидящих в креслах, освещаются экранами телефонов. Сережа стоит на том же месте рядом с сидящей Котькой и смотрит в переливающееся от новогодних гирлянд окно. У Котьки на глазах слезы.
– Ничего страшного, – шепчу я, впихивая маленькие теплые ножки в ледяные балетки, – всего на пять минут опоздали. Зато бабочки прилетели. Короткие Котькины пальцы неуклюже трогают крылья бабочек.
– Беги!
Когда худенькая фигурка дочери исчезает за высокой дверью, я наконец сажусь и поднимаю глаза на Сергея. Он садится рядом. Мои напряженные руки расслабляются, я вытягиваю ноги и слегка сползаю вперед по сиденью. Все внутри расправляется. В отсутствие Котьки Сережа оживает, перестает быть деревянным: занимает локтями оба подлокотника, откидывается на спинку кресла. Он рассказывает про рабочий проект, а я пытаюсь понять смысл, но ловлю лишь отдельные слова, которые кажутся красивыми. Меня усыпляет его голос.
Под закрытыми веками всплывает лицо бабушки. Когда-то густые иссиня-черные волосы, а теперь редкие и седые, бесцветные глаза заискивают, сухие губы вытягиваются в ласковое: «Арии-и-ишенька». Имя ударяется о грудину. Еще и эти старческие руки, сжимающие передник ученически, как в первом классе, и эта дрожащая кожа с хрупкими косточками. Но я гоню образ и открываю глаза.
Сережа замолкает.
– Тебе неинтересно? – замечает он.
Я глупо киваю и тут же машу головой. Мне хочется снова слышать его голос. Соседнее кресло опрокидывает мою шапку. Я рыщу по кафельному полу, нащупываю пушистый ворс и вытягиваю.
Сережа берет из моих рук шапку и рассматривает. По моим щекам медленно растекается жар. Я изучаю квадратные ногти на его тонких пальцах: Сережа ни разу меня не касался. Шапка пахнет цитрусовыми духами и бальзамом для волос – он это тоже чувствует?