– Чего вы все ровняете, дядь Борь?
– Ровняете. А чего мне не ровнять-то? Росли вместе. Друг ваш. – Борис Андреевич глянул на бутылку. – А где сейчас Алик тот? А?
– Слышал. Нет его.
– Зарезали вместе с девицей его. Прямо здесь у нас в доме, в родительской квартире. Девчонку-то эту за что? Слышал он. Ровняете…
– Я же вам сказал, дядя Боря. Алик еще в четвертом классе в другую школу перевелся. Мы после этого почти не общались. Это в другой жизни было. Потом он совсем потерялся. Изменился сильно или жизнь понял по-другому. У всех своя правда и дорога своя.
– По-другому. Правда своя. Правда всегда одна. – Борис Андреевич еще раз посмотрел на бутылку. Взял, открутил крышку. – Не такой. А откуда мне знать, чем он там машины свои отрабатывает? Чего мне ждать-то? – не слышал меня Борис Андреевич.
– Дядя Боря, я в его работе не сильно разбираюсь. Но он придумал и организовал большое дело. Большое, – начал горячиться я. – Сделал то, что до него никто не мог. Он додумался, организовал и сейчас хорошо зарабатывает. Все по закону. Что в этом плохого?
– По закону. Того-то. Этого. Как его, еврея этого, с которым он, Андрюха-то, работал? Все. Тю-тю. В тюрьму. Раньше с телевизора не сотрешь. А теперь все. – Борис Андреевич развел руками. – По закону. По-людски надо. А не…
В прихожей щелкнул замок, заскрипела входная дверь.
– Амба. Приехали. Все, попили пивка… – Борис Андреевич закрутил крышку и поставил бутылку под стол.
На кухню зашла Людмила Семеновна, Андрея мама.
Мне были искренне рады, но беседы больше не получалось. Я рассказал о своих родителях, об их жизни в новом доме в пригороде Москвы. О том, чем они заняты на пенсии, о саженцах и урожае. Пытались говорить о моей семье. О супруге и двух мальчуганах, о том, как быстро они растут. Но Борис Андреевич ломал разговор и гнул в свою сторону. Он медленно и методично сыпал вопросы. Я что-то мычал. Людмила Семеновна нервничала. Становилось всем как-то неуютно, и я вскоре ушел. Мне было досадно и неловко за себя. Как-то нескладно, неубедительно говорил я о своем друге его отцу. И ничего не получилось. Где-то я, конечно, понимал, что Борису Андреевичу меня тяжело было услышать. Он разговаривал со мной, а вопросы задавал своему сыну. Андрею бы с ним поговорить. Но, видимо, нет времени или ниточка какая-то утеряна. Борис Андреевич хотел ее найти, эту ниточку. Может, надеялся на меня. Но я ему помочь не смог. Не смог.