У меня плохая кровь, временами поднимается температура, а диагноз поставить не могут. Вливают глюкозу, колют витамины. Глотала кишку. Я слабею, потому что не сплю и не ем. Раздражают запахи еды, сам процесс поглощения пищи. Мне хочется тишины, а ее нет в этом месте. Другие девчонки кажутся тупыми и несносными. Я хочу, чтоб от меня все отстали. Иногда приходит красивая мама, жалеет меня, целует. Оставляет тертую морковь и компот, идет к врачу, а потом уходит, улыбнувшись мне с усилием, скрывая тревогу в глазах.
За неделю я похудела так, что стали видны ребра. По ночам я слышу смех, но он теперь вызывает не страх, а желание узнать: кто может так смеяться? Иногда по ночам я встаю с кровати и подхожу к окну, смотрю на лунную дорожку, спящие деревья. Никого нет. Мне надо узнать, кто смеется. Я больше ничего такого не вижу, а если и увижу, мне все равно. Жизнь во мне больше не горит, а теплится. Меня высасывает не болезнь, а этот безмерный хохот. Мне надо найти того, кто смеётся. Надо найти.
В одну из таких ночей я решила вылезти через окно на улицу. Зайдя в туалет, я стала осторожно открывать закрашенное окно. Открыв, я посмотрела вниз. Первый этаж, а все равно высоко. Свесив ноги, я сидела, не решаясь прыгнуть. Потом все же сиганула вниз, приземлившись на бетонную дорожку. Была летняя неподвижная ночь. Воздух влажный, терпкий от дыхания цветов. Темные силуэты деревьев. Я пошла в парк, к пруду. Там жили лебеди, но сейчас их не было. И пруд, и деревья, и цветы, – все униженно сгорбилось, все затаилось, пронизываемое смехом, расползавшимся над миром. Сев на лавку, я стала ждать, но ничего не происходило. Напряжение не спадало. Смех не прекращался. Он был цикличен, с небольшими, точно выверенными перерывами. И каждый раз, когда он замолкал не несколько секунд, я мучительно надеялась, что это все, что его больше не будет. Но он был. Я смотрела на лунную дорожку, которая стелилась по темной глади воды. Она слабо мерцала, слегка двигаясь. Движение это, едва заметное, усиливалось, когда раздавался смех, и прекращалось, когда смех смолкал. Они были связаны. Я поняла это и пошла к воде. Вступив в воду, я какое-то время постояла, привыкая к прохладе, потом пошла, пошла… Войдя по грудь, я вдруг почувствовала, что меня кто-то берет за щиколотки, крепко сжимая их. Мне все равно. Надо узнать, кто… И вдруг меня дернули вниз так, что за долю секунды я оказалась под водой. Мне все равно… надо узнать, кто смеется… Тону… Но почему-то я не тонула. Меня тянула вниз упрямая сила, а я продолжала спокойно дышать. Неужели это такой глубокий пруд? Как долго, и какая темная вода. Это вода? Нет, это плотное свинцовое нечто, и не вода, и не воздух. Это ОНО. Осознав это, я почувствовала такую тоску, в которой уже не бывает слез. Вдруг я ощутила опору под ногами. Кто – то словно приказал мне: «Беги». И я побежала, как в замедленной съёмке. И сердце, и легкие работали неестественно медленно, но шумно. Серый плен тянулся вместе с моими движениями. Он меня не отпускал. «Беги, беги!» Настойчиво говорил мне кто-то. «Беги!» И разозлившись на свою слабость, я рванулась так, что удары сердца оглушили меня. «Я… люблю… бегать… Люблю…» Внезапно я почувствовала, что ровная поверхность меняет наклон, превращаясь в крутой спуск. Я смогу теперь разбежаться. Бегу, бегу, вот-вот вырвусь… «Сделай кувырок. Сделай кувырок!» – звучит приказ в моей голове. И я делаю. И преодолеваю эту вязкость. И лечу, лечу вниз. Мне надо узнать, кто смеется. Надо узнать…