Не удержавшись, я подошел к нему и поинтересовался:
– Гутен таг, херр офицер. Как долго вам осталось до пенсии?
Приподняв на меня бровь, мужик ответил:
– Сегодня мой последний день на этой работе.
– Очень хорошо, – порадовался за него я. – Нет ничего лучше пенсии!
– Только юность, херр Ткачев, – улыбнулся он.
Узнал все-таки. Вернее – предупредили, что приеду.
Внутреннее убранство церкви разочаровало: большая часть стен и потолка были лишены так и просящихся сюда фресок, обшарпанные скамейки перед «сценой» были исцарапаны и исписаны вандалами-безбожниками (свастики в наличии), старенький орган царапал слух неудачно настроенными высокими нотами. Реставрация еще не закончена – так объяснил несоответствия фасада и внутренностей экскурсовод.
Немецкие деточки меня узнали! Потешные: двенадцать-тринадцать лет, одеты в гольфы, шорты на подтяжках – актуально для мальчишек – и белые рубашки. Девочки – в белых блузках, серых пиджачках, юбках и с бантиками в волосах. Не сильно-то от наших детей отличаются! Десяток минут ушел на общение и коллективное фотографирование с ребятами и их родителями. Не предусматривалось, но мне не жалко.
Нас, Советских граждан и примкнувших к нам негров, усадили в первые ряды. Дальше сели немцы. На сцену вышли ребята в сопровождении католического попа и тощего худого страшного мужика в круглых очках, по которому сразу было видно – огромного профессионализма педагог, типа Виталининой учительницы Брониславы Вацлавны Захерт.
Под мягкий органный перебор дети начали исполнять христианские гимны на немецком. Стараясь избавиться от ненужных ассоциаций – строчка Gott mit uns пару раз встретилась – я откинулся на скамейке и в целом получал удовольствие.
– Нигер, этот кусок так и просится на луп, – потыкал меня локтем Фанки Фанк.
– Просится, – подтвердил я. – Поговорю с очкариком.
Так-то прав: обмазанные фильтрами детские голоса будут хорошо смотреться на грустных битах.
В следующую секунду ситуация резко изменилась: музыку прервал оглушительно пронесшийся по церкви треск короткой автоматной очереди. Орган заткнулся, педагог из-за него бросился к растерянно замолчавшим детям, опережая попа, который стартанул из-за кулис.
Многоопытные – в Америке стреляют часто и много – негры бросились под скамейку, и Джим при этом не постеснялся схватить меня за шиворот и взять с собой. Сидящий с другой стороны от меня «Седьмой» ему в этом помог и придавил своей КГБшной тушей сверху: