– Поправлюсь и буду помогать больше, – с улыбкой пообещал я ей.
– Ты уж лучше головой выздоравливай, а помочь я себе и сама могу, – попросила мама и принялась чистить картошку. – С салом пожарю сейчас, а завтра у тебя и суп будет, и картошка, – сформировала мне меню родительница. – А еще я там чай купила вкусный.
Сквозь нити авоськи была видна пачка чая с замечательным названием «Чай № 36».
– Как пишется? – Выкинув очистки в ведро, мама начала мыть картоху и ставить на плиту черную чугунную сковородку.
– Нормально, шесть страничек, – отчитался о проделанной работе. – А потом вот деда Леша от скуки спасал.
– Ты у него всему учись, – наказала мама, для весомости покачав на меня вынутым из морозилки куском сала. – Он – настоящий, не как дядя Федя.
– Уже понял, – улыбнулся я ей. – Обидел тебя наш сосед? Хочешь, отомстим?
– Какие там обиды? – cовершенно по-девичьи хихикнула мама. – Я от него ничего и не ждала. Федя хороший, просто таким, как он, быть не нужно.
– Не стану, – пообещал я, скрестив пальцы за спиной – на всякий случай.
– Обижается он на тебя, – слила инсайд родительница.
– Это почему? Я же с ним как со всеми? – удивился я.
– Потому и обижается – раньше-то хвостиком бегал: «дядь Федь то, дядь Федь это», а теперь только здравствуйте и до свидания, – не без оттенка застарелой вины в глазах пояснила она.
Почему безотцовщина бегает за всеми, кто минимально похож на отца? Вопрос сугубо риторический.
– А вот представь, – попытался я ее немножко утешить. – Был бы у меня отец – мне бы и перед ним было за потерянную память стыдно. Так что я даже рад.
Мама изобразила вымученную улыбку – не помогло, увы – и принялась кромсать картошку, складывая ее в скворчащую салом сковороду.
Повисла неловкая тишина – за последние дни ее вообще было много. А что я могу? Здесь поможет только время.
– А почему я во взрослой больнице лежал? – нашел я нестыковку в процессе перерождения.
– Это тот жирный постарался, – неприязненно поморщилась родительница, помешала картоху, накрыла сковороду крышкой и уселась напротив, положив подбородок на ладони. – В Горисполкоме работает, людей не видит! Но хоть больница хорошая, – грустно вздохнула.
– Надо было с него печатную машинку стребовать, – запоздало пожалел я.
– У меня на книжке пятьсот рублей осталось… – мягко начала мама.