– Спасибо тебе, моя скромница! Ты же знаешь, я в долгу не останусь. Вот поправишься, и верну тебе сторицей. Хорошо?
Вместо ответа ее губы оставили на его шее липкий поцелуй. Он ткнулся губами в ее волосы:
– Знаю, ты делаешь это через стыд и завидую тебе. Стыд есть душа нравственности, а у меня с ним дефицит…
– Не думай об этом, – обратила она к нему лицо с влажными грешными губами. Он накрыл их ртом, втянул и долго не отпускал. Когда же отпустил, заговорил:
– Ты ведь знаешь, концептуальная бессюжетность – мой конек, но сегодня после лекции мне пришла в голову мысль… Мне привиделась книга, где герой, никому не известный сочинитель, бичует власть, невзирая на чины и звания. Ради тех, кто меня сегодня слушал, бичует…
– И?.. – подала голос жена.
– И я подумал, а не попробовать ли себя в политической драме? Вдруг получится!
– Филюша, по-моему, это плохая идея. Не то сейчас время, чтобы воевать с властью…
– Но, Никуся, я не собираюсь воевать с властью, власть – это святое! Я не против власти, я против тех, кто к ней примазался! Ты посмотри, из-за азиатов по Питеру стало страшно ходить! Нет, я не за себя боюсь! Я боюсь за нашего сына, за внука, за тебя!
– У нас и своих дикарей хватает…
– Это так, но ведь какая-то падла из власти их сюда завезла и вряд ли по недомыслию! В общем, как всегда: пока одни у нас сопли жуют, другие этим пользуются…
– Филюша, русская литература весь девятнадцатый век только тем и занималась, что обличала власть. Чем это закончилось, сам знаешь. Сегодня парадигма изменилась. И потом, Полынову это вряд ли понравится. Ему нужен твой проверенный временем дискурс, а новый – это всегда риск. Читатель может тебя не понять.
– Такое должен понять…
– Филюшенька! – прижалась к нему жена. – Утро вечера мудренее. Давай завтра об этом поговорим, хорошо?
– Хорошо, – поцеловал он ее.
– У меня сейчас одно на уме… – пробормотала Ника.
– Что именно?
– Чтобы этот тампонаж поскорее закончился…
– И что?
– Что, что… Соскучилась, вот что…
– Ах ты, моя скромница! – стиснул ее Фролоф. – И тебе не стыдно?
– Конечно, стыдно. До сих пор стыдно. Такая уж я дура…
Последовало взаимное и бурное изъявление чувств. Фролоф попытался ее ласкать, но она остановила:
– Не надо, мой хороший, а то я не засну…
После чего уложила голову на плечо мужа и пожелала ему спокойной ночи.