– Хеллоу, – сказал старичок, деливший с ними столик, и добавил что-то непонятное.
Мама смущенно улыбнулась и сказала:
– Сори, ай донт андерстенд. Я не понимаю. Раша.
Старичок тоже улыбнулся, махнул рукой, показал сперва указательным пальцем на Руську, а затем сжал руку в кулак и вытянул большой палец вверх.
Мама вернула улыбку, потрепала Руську по голове и сказала:
– Тэнк ю.
Она пододвинула к Руське его тарелку:
– Ешь давай.
Руська принялся жевать рис с овощами и сосиски. Периодически он поглядывал то на то самое, вожделенное пирожное, лежащее на блюдечке соседей по столику, то на принесенную мамой тарелку со сладостями: на ней такого пирожного не было.
Старичок заметил его грустные взгляды, показал пальцем на пирожное, перевел палец на Руську, вопрошающе посмотрел на маму, и, увидев её кивок, передал блюдечко с пирожным Руське. Тот сверкнул глазами, схватил пирожное и посмотрел на маму.
Она улыбнулась:
– Ешь, ешь.
– Что надо сказать? – Продолжила мама, через пару секунд после того, как Руська принялся уплетать пирожное.
– Спасибо, – проворчал он с набитым ртом.
– Спасибо по-английски будет: «Тэнк ю». Скажи теперь: «Тэнк ю».
– Тэнк ю, – прожевав, сказал Руська и посмотрел на старичка.
Тот был чем-то похож на умершего в прошлом году дедушку. Чем-то неуловимым, может, бородкой, может, седыми волосами, прикрывавшими уши, или такими же сухими, жилистыми руками.