Ванька дрался отчаянно, остервенело, с какой-то совсем недетской злостью. Прикусив до крови нижнюю губу, рычал и фыркал, словно волчонок, нанося противнику беспорядочные, размашистые удары крепко сжатыми грязными кулачонками с содранной на костяшках кожей. Его обидчик, очевидно старший по возрасту, долговязый взъерошенный пацан, с ехидной усмешкой и явным физическим превосходством, особо не суетясь, лихо уворачивался от «ветряной мельницы» Ванькиных рук. Бил неспешно, но прицельно, как будто нехотя, вполсилы и, скорее всего, даже не столько с целью наподдать щеглу, сколько остудить его пыл и унизить. Нанося очередной удар извалявшемуся с головы до ног в грязном подтаявшем снегу мальцу, плюнул ему прямо в лицо и что-то злобно прошипел, как ядовитый змеёныш. От его слов Ванька вообще взбесился! Слёзы обиды и отчаянья брызнули из глаз, он неожиданно для врага пригнулся, втянул голову в плечи и, сгруппировавшись, как шальная пружина, кинулся вперёд, нанеся неожиданный нокаут сопернику, воткнувшись ему со всей силы головой прямо в живот. Долговязый, не устояв на скользкой снежной каше, рухнул на свой тощий зад. Поймав выгодный момент, Ванька накинулся на поверженного обидчика и начал его отчаянно пинать ногами.