– А твой муж?
– Моему мужу семьдесят пять лет, Мистер Морозов!
Тебе самой за сорок. Ну, на хрена ты мне сдалась, милая? Она думает, что я позарюсь на её богатство, наверное, и связи. За каким я попёрся на экскурсию эту подводную? Просто прилипла с того дня, блин. Так и говорит: возьми меня, Морозов! Шутит она. Как же. Наглая, как цыганка вокзальная. Вообще, бабы тут просто напасть какая-то. А ещё про русских девок что-то говорят. У них всё надо воспринимать наоборот, как в политике. Не, мы не подпишем – значит, уже подписали. Сепаратно только.
– Ну, и что, что семьдесят пять лет. Там же надо просто сидеть за столиком и смотреть на сцену, – включаю я дурака.
– Он ложится спать в десять.
И ведь не отстаёт. Её мужу правда всё пофиг. Не помню, как его зовут. Еле шевелится, как потерянный краб на песке. Маленький сухенький старикашка. Ноги -хворостинки. Вегетарианец, что ли. Носяра зато зачётный.
– Сальма, ничего не могу обещать, дорогая, ищи альтернативу.
Отделался. Пошла дальше с улыбкой и быстрым шагом, как будто не получила отказ. Завтра ещё куда-нибудь позовёт, в гольф играть пока не звала. Это, кстати, можно попробовать. Вся в золоте, и не боится, что их грабанут какие-нибудь водолазы с неизвестного острова. Застраховано, наверное, всё.
Поваляюсь-ка немного на пляже, что ли опять. Классное море. Надо бы посмотреть через щёлочку в изгороди, что там делает Софи. Тихо крадусь к огораживающим деревцам и всматриваюсь в её территорию. Не пришла ещё.
Машка вспомнилась. Девочка с родинкой на щёчке. Замужем сейчас. Двое детей. Не дождалась. Не поверила. Сказал же ей:
– Меня вытащат. Я не виноват. Я защищал женщину от грабителей.
Так и было.
– Ты убийца. Таких не выпускают. Я знаю законы.
Холодная и рассудительная дурочка. Слушала свою маму, не сердце.
Да, отсидел восемь месяцев, пока шло следствие. Сделаю ли так второй раз, если будут угрожать ножом беременной женщине? Женщине, которая ко мне не имела никакого отношения. Да, наверное, сделаю. Точно сделаю. Просто буду осторожнее бить придурка, так, чтобы и жил и помнил.
Сейчас Маша кусает локотки. Она знала, кто такой Горохов, и знала, что я у него работал. И про наследство знает, как и её умная разведённая мама. Вся Москва об этом говорила, может, и сейчас ещё говорят в «салонах».
Шеф не любил женщин, и мне не давал любить. Дело было вообще не в его сексуальной ориентации. У него её не было. Он сделал себя асексуалом с больным воображением. Он требовал от меня чистоты. Два с половиной года я не прикасался к женщинам, мог и больше. Я учился у него и получал информацию, которой нигде нельзя научиться.