– Дядя Яков, ведь спишь?
Он, внезапно проснувшись, ответил:
– Я хоть и сплю, а всё вокруг вижу, вон наши лошади пасутся и травку пощипывают, – без всякого вида возмущения ответил Яков.
– Дядя Яков, угости, пожалуйста, закурить, у меня свой-то вывелся, – кстати спросил его Гришка.
– А медаль «Вечный стрелок» у тебя есть? – ради шутки спросил его Яков.
– Есть, только не медаль, а значок «Отличный стрелок» мне его в школе выдали!
– Ну, тогда, на, закуривай!
Однажды, ещё в первые годы колхоза, охраняя скотный двор, Яков, сидя на лавочке около его, так вздремнул, что дремота внезапно, и предательски перешла в сон, и случись же такое, в этот вечер председатель колхоза Федосеев, надумал проверить ночных сторожей, заглянув на скотный двор, он обнаружил сторожа Якова спящим. Федосеев, чтоб разбудить сладко спящего сторожа, подошедши к нему вплотную, ладонью хлопнув ему по шапке, сказал:
– Ты ли Яков?!
На что, внезапно проснувшись и очнувшись, Яков смущённо ответил впросонье:
– Я, – и в знак того, что он якобы вовсе и не спал, скороговоркой произнёс перед Федосеевым какую-то непонятную тираду и тихо себе под нос стал напевать какую-то песенку.
На что в недоумении Федосеев заметил ему:
– Что у тебя во рту-то словно сто языков, пока спал, выросло. Бормочешь какую-то несвистницу, что никак не поймёшь! Ты лучше не спи, а бодрствуй, позорче скот охраняй, а не песенки на дежурстве распевай! – назидательно выговорил Федосеев Якову и, сев верхом на ездовую, хорошо ходившую под седлом кобылу «Шорку», куда-то умчался.
А Яков, выкурив, величиной с добрую оглоблю, завертушку, обошедши скотный двор кругом, снова уселся на пригретое им место на лавке.
Смирнов Николай Фёдорович в колхозе работал бригадиром, с работой справлялся хорошо, к работе относился добросовестно, так что прошлой осенью, как в один погожий день во время молотьбы ржи, из-за болезни подевальщика (у подевальщика в брюхе схватило), он сам встал к молотилке и, задавая снопы в жерло молотилки, он по-ударному отработал остаток дня. Но, почти под самый вечер случилась с ним беда: в глаз ему попала ржаная, от колоска колючая ость. Николай от боли наклонился, стал тереть глаз, но ость не выходила, глаз он натёр докрасна, из него потекла обильная слеза.
– А ты, Николай Фёдорович, скорее иди к Дарье, она тебе языком живо из глаза-то соринку вылижет! – порекомендовали ему бабы.