Обхожу комнаты, проверяю свет, выдёргиваю электровилки из розеток. Закрываю форточки. С тоской смотрю на балконные цветы и в озарении строчу записку соседке – уходя, брошу вместе с запасными ключами в почтовый ящик. Вроде бы всё. Теперь присесть на дорожку, подумать, не забыла ли что. Мага тем временем заглядывает в детскую, стопорится на пороге, и вдруг удивлённо хмыкает, протягивая к чему-то руку.
– Я могу это взять?
Чучундрик и чувырлик на его ладони кажутся крошечными.
Пожимаю плечами.
– Бери. Да тебе дети таких, сколько хочешь, наваяют, зачем с собой-то таскать?
Он вдруг улыбается краешком рта и осторожно сует кукол в карман. А я вдруг вспоминаю об очень важном деле, без которого покинуть этот город просто не могу. Я ещё не со всеми попрощалась.
– Тебе всё равно, куда сейчас податься? – спрашиваю нерешительно. – А то мне нужно зайти… в одно место. Здесь не очень далеко, за час с небольшим туда и назад обернёмся.
– Мне всё равно, – отвечает. – Это тебе действительно нужно? Зайдём.
Он перекидывает через плечо рюкзак брата, а мой просто подхватывает как сумку.
– Поведёшь пока собаку.
Сдерживаю вздох. Опять мною распоряжаются. Рюкзак-то мой ему зачем? На всякий случай, привязать к себе драгоценным альбомом? Или… действительно заботится? Критически оглядываю его с головы до ног, и застываю в нерешительности, не зная, как спросить его об одном интересном моменте. Настолько привыкла в его мире к разновременным костюмам, а сейчас вдруг представила, как выйду отсюда под руку с благородным сеньором семнадцатого века…
Бабушкам на дворовой скамейке обеспечен долгий и продолжительный обморок. И много-много работы после. Они ещё не обсудили «сестрицу» Анну, а тут – такая благодатная почва для пересудов!
– Ну? – Суженый нетерпеливо постукивает ногой.
– Мага, а ты вообще как сюда шёл? – осторожно интересуюсь. – На тебя не оглядывались? Это я про то, что ты всё-таки выделяешься в толпе. У нас такое не носят.
Да. Ботфорты со шпорами, чёрный камзол с бриллиантовыми пуговицами и серебряным шитьём, шляпа и плащ, словно снятые с Ван Хельсинга, неизменный кинжал… Да ещё ногти его знаменитые: боевые когти боевого некроманта. На него же должны были хотя бы оборачиваться на улицах, а при его болезненном самолюбии и взрывоопасности это чревато последствиями.