По соседству справа от наших – парень-афганец; на стыке надгробья и памятной плиты дотлевает сигарета. Видно, совсем недавно навестили друзья, прикурили, да и оставили вместе с наполненной стопочкой, накрытой куском чёрного хлеба. Холмик слева совсем заброшенный, но на нём мозаикой рассыпаны недоклёванные птицами кусочки печенья и разложены несколько карамелек и мармеладин. Говорят, если ты в дороге, но хочешь помянуть близких – оставь помин на безымянной могиле, до Бога всё дойдёт.
– Я похожу здесь немного, – говорит Мага. – Буду недалеко. Тебе, наверное, хочется побыть одной.
И за эту толику такта я ему благодарна.
Присаживаюсь на скамеечку и молчу. Как это иногда бывает – не идут слова, не рождаются… Посетовав, что не захватила перчатки, нахожу поблизости лопух, и, обернув ладони, принимаюсь за прополку, потому что осот и пырей никто в природе не отменял, эти монстры никаким опрыскиваниям не поддаются.
Здесь у нас высажены декоративный мох и барбарис, и петуньи, тот вид, что цветёт до первого снега; а по периметру оградки – сиреневые сентябрины. Полюбовавшись на плоды трудов своих, отношу кучу сорняков в мусорный контейнер на выходе и мою руки ледяной водой под колонкой. И сама не замечаю, что в какой-то момент улетучилось беспокойство, затихли страсти в душе. За немудрящей работой я отвлеклась и на время позабыла про свои горести. Не то, что совсем махнула на них рукой, нет, просто отодвинула. Сейчас я просто сижу, слушаю шум листвы, воронье карканье… Неподалёку подаёт голос колокол – закончилась вечерняя служба. Поплотнее запахнув куртку, потому что в тени уже тянет холодком, и, прикрыв глаза, наконец ощущаю присутствие тех, к кому пришла. Их ласку. Любовь. Поддержку.
– Наговорилась, красавица?
К моему удивлению, голос не Магин. Вздрогнув, открываю глаза.
Седой как лунь старик, высокий, широкоплечий – видать, был когда-то и красив, и могуч, но сейчас подсох, и силы уже не те… Удивительно синие, не выцветшие очи смотрят ласково.
– Наговорилась, дедушка, – отвечаю. – А вы что так поздно? Может, вас проводить? Или помочь чем?
Это наш местный блаженный, юродивый. Вот незадача, совсем из головы вылетело, как зовут. Давно уж тут обитает, при церкви Рождества Богородицы. Пришел невесть откуда, постоял немного на паперти – молча, даже руки не протягивая, просто стоял и смотрел сквозь людей, будто что другое на их месте видел… Батюшка проводил его на житие в сторожку, монашки обули-одели, участковые поспрашивали, разослали запросов в разные инстанции и ничего не выявили. Ну и… пусть живёт с миром, решили. Так он и остался. По утрам и вечерам обходил дозором окрестности, подкармливал бродячих собак и кошек, помогал старушкам на огородах – любил в земле возиться, чем и зарабатывал. Говорил мало, и ничего вроде бы не пророчествовал, чудес не творил, а прослыл отчего-то юродивым. Может из-за того, что Евангелие иногда цитировал, да ведь как к месту. А в ответ на частые вопросы: как, мол, можешь ты так жить, дедушка? отвечал только: «Посмотрите на лилии полевые…» И улыбался. Да настолько хорошо, что – прямо как сейчас – становилось удивительно легко и спокойно на сердце.