Маша пробежала мимо, не присматриваясь, – всюду ее теперь окружали кошки. Спрятаться, бояться контрольной, а не собственного безволия, не думать о Сахарке…
В школе было не лучше. И ладно бы Машу травили, били за гаражами после уроков, окунали лицом в снег – она даже мечтала об этом порой перед сном, переваливаясь с одного широкого бока на другой, думая, что так было бы проще находить оправдания своей бесконечной меланхоличной тоске, – но одноклассники ее попросту не замечали. Маша согласилась бы на шлепки и хохот, плакала бы после уроков над примерами в столбик, и расплывались бы под рукой сине-фиолетовые чернила, но школа оставалась такой же пустой и бессмысленной, как мир вокруг, как Машины планы, как и сама Маша.
– Здравствуйте, – вежливо сказала она, протискиваясь мимо директрисы в фойе, но ее снова никто не заметил.
Порой Маша сомневалась, что существует на самом деле.
Может, дело было в том, что ее одноклассники выросли. Их занимали вопросы поступления, будущей профессии и далеко уже не первой любви. Маша помнила, как было в младших классах: сначала кто-то пустил слушок, что от нее воняет тухлятиной, и каждый считал своим долгом подойти поближе, нависнуть и втянуть воздух так, чтобы ноздри слиплись. Маша толкала мальчишек, а они хохотали и морщились – правда же воняет! Маша мылась каждый вечер и каждое утро, по два-три раза в день переодевала белье, даже стала брать с собой в школу запасные блузки, но хохот продолжался.
Потом начались пакости – она шла к доске, а кто-то чихал и морщился, дружное гнусавое гудение сопровождало каждый ее удар по волейбольному мячу, а после школы молчаливая компания с серьезными лицами провожала Машу до подъезда, чтобы снова ударить противным визгливым смехом ей под лопатки. Маша убегала, пряталась от них в учительском туалете, ждала, пока завучиха соберется домой, и борьба делала Машу живой, настоящей.
Это было беззлобно и по-детски, но задевало. Каждая усмешка, косой взгляд, записка с призывом помыться. Каждый день, когда она тряслась перед школой и, больше того, боялась показать Оксане свою слабость, – Оксана сразу явится на разборки, и от этого насмешек станет только больше. Маша, конечно, слышала все эти истории про тухлые яйца в портфеле, следы от рифленых ботинок на спине и кровяную тягучую слюну, про ворованные из раздевалок вещи и толпу нагрянувших мальчишек, пока ты стоишь, голая и напуганная, но такого никогда не было.