Я обернулась и в полумраке увидела, что подол моей длинной футболки зажат между его пальцами.
Я молча посмотрела на Мейсона, взглядом выражая недоумение, и уловила, как его пальцы на секунду сжались сильнее, как будто этим жестом он хотел что-то сказать. А что – никогда не узнаю. Потом его пальцы разжались, отпуская меня.
Я не видела глаз Мейсона. Не видела, как они на меня смотрели. Я видела только, как он откинулся на подушку, и ночь забрала его до утра.
Когда на следующий день я проснулась, солнце уже стояло высоко в небе.
Я медленно потянулась и посмотрела на часы: начало первого. Я впервые проснулась так поздно.
Проведя по лицу руками, я вспомнила, в каком ужасном состоянии был дом прошлой ночью. Страшно даже представить этот бедлам при дневном свете. Покачав головой, я встала и все же решилась выйти в коридор, где витал… приятный запах свежести?
Я нахмурилась. Трэвис и компания, должно быть, ушли до того, как я проснулась. Тем лучше.
С чувством облегчения я сбежала по лестнице, и, как только спустилась с последней ступеньки, хорошее настроение моментально улетучилось. Пол сверкал, как перламутр, блестели и картины под стеклами на светлых стенах. Стол был похож на лист блестящего хрусталя, сквозь открытые окна потоком лился свет, доносились шелест ветра и птичий щебет.
Колония уборщиц заполнила гостиную, коридоры, даже внутренний двор: одни подметали и вытирали пыль, другие взбивали диванные подушки; кто-то наполнял черные мешки мусором и выносил их; машинка-полотер скользила по прихожей.
Лимонный запах моющего средства здесь чувствовался сильнее, чем наверху. Да, это точно не запах пота Мейсона, драющего дом.
Я буквально онемела и ощутила, как, словно брошенный в пропасть камень, все ниже падает мое настроение. Да, я недооценила сообразительность Мейсона. Он не дурак, чтобы так легко подставиться.
Судя по уровню организации, это не первая вечеринка в отсутствие отца. Вероятно, Мейсон никогда не оставался в доме один, когда уезжал Джон.
Раздраженная, я повернулась и направилась на кухню, надеясь, что хотя бы хрустальная ваза разбита или ее украли, чтобы продать на черном рынке.
Я налила молока, взяла пачку печенья и села завтракать на высокий барный стул, наблюдая за уборщицами и гадая, знают ли они о своей роли в этой махинации Мейсона. А Джон, возможно ли, что он ничего не подозревал?