– И что сказала? – поинтересовалась я, грызя ноготь. У стены я заметила три пакета, доверху набитых свитерами и шортами. Там были вещи, которые я много лет не носила. Похоже, Инес просто стряхнула в пакеты все, что у меня было, неважно, какого размера и на какой сезон.
– Что ты возомнила себя взрослой штучкой.
Тетя Мари провела рукой по коротким седеющим волосам и спросила меня, что случилось. Я расшнуровала туфли и рассказала, как мне нужны были деньги на дорогу для занятий и как Лип их мне предложил.
– За поцелуй? – Она присвистнула. – Он взрослый мужик – больше он ничего не сделал?
Я быстро кивнула, не упомянув про то, как он терся об меня своей штукой. Тете Мари случалось решать проблемы с помощью двадцать второго калибра, который она держала под кушеткой, и я не хотела ее лишний раз тревожить.
– Ну и хрень. А Инес еще что‐то там рассуждает, что нашла наконец хорошего мужчину. Чего хорошего в мужчине, который заглядывается на девчонку неполных пятнадцати лет? – Она рывком встала и раскрыла мне свои объятия.
Тетя Мари была полная, высокая и мощная, как дерево, и я утонула в ее колышущихся объятиях.
– Живи у меня сколько понадобится, ладно?
– Спасибо. – От облегчения я еще глубже зарылась в ее объятия.
– Все будет в порядке. – Она взяла меня за подбородок. – Ты ела?
– Немножко. Тост на завтрак.
Тетя Мари направилась в спальню, которая находилась в глубине квартиры.
– В холодильнике тунец есть. Ешь сколько хочешь.
Чтобы попасть из гостиной в то, что у тети считалось кухней, мне потребовалось два шага – на самом деле все это была одна большая комната. Я достала из холодильника тарелку, на которой лежала смесь из тунца с луком и крутыми яйцами, нарезанными кубиками, и сделала себе два бутерброда с белым хлебом. Откусив большой кусок, я унесла остальное к тете в спальню. Тетя опустила иголку проигрывателя на пластинку, и запела Дайна Уошингтон. Тетя уселась за туалетный столик, а я на край ее кровати. Она заговорила, глядя на меня в зеркало:
– Сегодня выступаю в «У Кики». Обещала прийти пораньше и помочь все подготовить. Ты не против побыть одна?
– Я справлюсь.
– Твои рисовальные принадлежности все еще в углу под подоконником. Только полы мне не перепачкай.
Стены в спальне тети Мари были фиолетовые, а обстановка мне всегда напоминала закулисье театра: кругом парики и усы, макияж и ресницы, перья и боа, цилиндры, галстуки и сюртуки. Я жевала бутерброд, а тетя румянила свои коричневые щеки и красила ярко-красной помадой широкий рот. Когда я рассказала, что Пышка опоздала и что на следующей неделе меня не возьмут в поездку, она вопросительно склонила голову набок.