Когда долгая борьба практически закончилась, когда ни один меч в трех его королевствах или в Европе уже никогда не мог быть вынут из ножен для его защиты, он в свои последние дни жизни возвысился до нравственного величия. Он погубил своих друзей, чуть не погубил свое королевство и должен был лишиться головы. Тем не менее он не проиграл в своем последнем противостоянии своим самозваным судьям. Их целью было убить его по закону. Но он помешал их планам своим неожиданным красноречием, мудрым и пророческим пониманием глубочайших и запутанных вопросов конституции. В каком-то смысле он смотрел дальше вперед – и глубже, – чем те люди, которые его победили.
Будет грубой неточностью при обращении с историей думать, что казнь Карла опустила занавес за «средневековым абсолютизмом». Генрих VII, Генрих VIII и Елизавета I начали эволюционировать в направлении сильно централизованного современного государства. Расширение ими монарших возможностей было достигнуто в меньшей степени путем посягательства на права подданных, а в большей – путем приращения власти, рожденной на начальном этапе современных способов организации. Генрих VII сделал возможным, Генрих VIII стал проводником, а Елизавета I укрепила такое беспрецедентное национальное решение, как разрыв с Римом и основание англиканской церкви. В расширенной сфере политических действий, унаследованной Стюартами, никто точно не знал, где проходят границы политического права и ответственности. Когда отец Карла Яков I сформулировал идею, что власть короля происходит от Бога, то не был самонадеянным; в средневековом контексте божественная кара использовалась и как предостережение от царствования, определяемого личными капризами, и как укрепление с целью защиты от ненадежности и неэффективности феодальной политики. Но в новых обстоятельствах «божественное право» имело другое значение. Власть, которая перешла от Тюдоров к Стюартам (хоть и ограниченная по сравнению с полномочиями, осуществляемыми государствами в XX в.), казалась тиранической и «абсолютной» людям в веке XVII. Ни один средневековый правитель Англии из династии Плантагенетов не имел таких денег, бюрократического аппарата, частной финансовой поддержки, церковной и пропагандистской власти, какие были в распоряжении Стюартов.