«Почему ты пытаешься исключить только меня?» – заскулила я в свой мобильник, как будто ябедничала на старшего ребенка за то, что он мной пренебрегает. Как будто меня не пригласили на день рождения.
«Ты должна жить своей жизнью, – сказала мама. – Тебе двадцать пять. Это важный год. Мы с твоим отцом справимся с этим вдвоем».
Пришли свежие новости, и ни одна из них не была хорошей. Доктор Ли, онколог из Юджина, поставил ей диагноз: рак поджелудочной железы IV стадии. Шанс выжить без хирургического вмешательства составлял 3 процента. После операции на выздоровление ушли бы месяцы, и даже в этом случае вероятность излечения от рака составляла всего 20 процентов. Мой отец добивался приема у доктора медицины Андерсона в Хьюстоне, чтобы получить второе мнение. По телефону мама произнесла это как «раки поджелудочной железы» и «Энди Андерсон», что навело меня на мысль, что наша единственная надежда – в руках какого-то персонажа из мультфильма «История игрушек».
«Я хочу быть рядом», – настаивала я.
«Мама боится, что, если ты приедешь, вы опять перессоритесь, – позже признался отец. – Она понимает, что должна направить все свои усилия на то, чтобы выздороветь».
Я полагала, что семь лет, которые я прожила вдали от дома, залечили наши взаимные раны и напряжение, накопленное в подростковом возрасте, забыто. Расстояние в пять тысяч километров между Юджином и Филадельфией было достаточным для того, чтобы ослабить влияние матери, и я, свободно исследуя свои творческие импульсы без постоянной критики, начала ценить все ее труды, цели которых стали очевидны лишь в ее отсутствие. Сейчас мы были ближе, чем когда-либо прежде, однако признание отца показало, что от целого ряда воспоминаний мать так и не смогла избавиться.
С самого первого дня, как мне рассказывали, со мной было очень нелегко. Когда мне исполнилось три года, Нами Имо назвала меня «Самой настоящей злодейкой». Натыкаться на предметы головой было моей специальностью. Деревянные качели, дверные косяки, ножки стульев, металлические трибуны на Четвертое июля. У меня до сих пор в центре черепа осталась вмятина после того как я впервые врезалась головой в угол нашего кухонного стола со стеклянной столешницей. Если на вечеринке присутствовал плачущий ребенок, то это точно была я.