После этого он ходил по рядам, вместе с парой инструкторов, общался и, перед выходом из палатки, громко спрашивал:
– Ну что «пятисотые» есть? Лучше обоссаться здесь, чем обосраться там. Тем, кто не готов подыхать, лучше ехать домой.
«Пятисотыми» называли тех, кто хотел уклониться от боевых действий или дезертировать. «Двухсотыми» называли тех, кто погиб. Еще были «трехсотые», то есть раненные. Они были «легкими» и «тяжёлыми» – в зависимости от степени ранения.
Шло методичное давление на неокрепшую психику «ура-патриотов» и людей, попавших сюда случайно. Мы с пацанами понимали это и наблюдали за тем, как часть новобранцев постепенно стала «пятисотиться». У всех есть выбор, и лучше честно признаться, что ты не готов, чем корчить из себя героя и в бою, подставить товарищей. Тех, кто передумал, сначала просто отпускали, а затем ввели новое правило. Тех, кто передумал, перед тем как отпустить домой, стали ставить в наряд по кухне и на другие хозяйственные работы. «Пятисотые» мыли бачки, убирали на территории и только по прошествии двух недель могли свободно покинуть лагерь. В трудные минуты я представлял себя на их месте и понимал, что такого унижения я себе позволить не могу.
Каждое утро перед построением я мысленно делал ставки, вычисляя тех, кто «запятисотится». Обычно тех, кто хотел уехать, можно было вычислить по взгляду и отстраненности от процесса. Человек замыкался и переставал общаться. Фразы становились сухими и односложными. К некоторым приходилось обращаться по нескольку раз, прежде чем он откликался. Все силы души и психики уходили на подавление эмоций и внутреннюю борьбу с самим собой и своими страхами. Это происходило с каждым. Принять решение, от которого зависит, будешь ты жив, или нет, было не просто.
Мне нравился «командир дня», который нагонял нам жути. Он был коренастым и крепким мужиком с юмором.
– Как думаешь, Костя, сколько ему лет? – спросил у меня Леха, когда мы его обсуждали.
– Лет тридцать пять. Я думаю, у него за плечами лет десять войны или службы в армии. Наколку на ребре ладони «За ВДВ» видел?
– Наш человек! Десант! – подтвердил «Магазин».
С «Командиром дня» у меня сложились хорошие отношения. Из-за того, что я воевал в Чечне и с уважением отзывался о воевавших с нами боевиках, он называл меня «исламистом». Он не был карикатурным прапорщиком. По тем саркастическим шуткам, которые он периодически отпускал в наш адрес и в адрес инструкторов, было видно, что с интеллектом у него все в порядке.