–Вот, вот… Вот! Нашлось… Но это же июнь 1927. Это же июнь… Сейчас апрель…– ничего не возможно было чётко понять из слов лекаря, произносимых им вполголоса, сбивчиво. Только то, что, наконец, что-то нужное нашлось. Он поднял от тетради глаза, очки соскользнули. Травник смотрел на меня в упор, и, казалось, сквозь меня. Как будто я стеклянная стенка или что-то такое, не представляющее из себя никакой физической преграды. Я ждала, когда он выйдет из своего забытья, в которое его погрузили воспоминания столетней давности. Наконец, он стряхнул с себя гнёт пролистанных лет и вновь пережитого столетия, и бодро объявил мне:
–Катерина, госпожа Катерина! Я нашёл! Я нашёл нужные записи. Боже мой, как давно это бы..,-осёкся он на полуслове, испытующе поглядев мне в глаза. Что он в них хотел увидеть и увидел ли? Это осталось с ним. Потом, складывая разрозненные листы в папку и убирая ненужные тетради обратно в сундук, лекарь продолжил:
–Я должен всё перечитать и вспомнить. Поработаю вечер и ночь… Тут нас снизу позвала Ружена. Ужин был готов, и мы поспешили возвратить тетради и папки на их места, в сундуки.
Ужин прошёл в молчании, только Ружена нарушала его изредка, предлагая нам с Вацлавом то добавки, то другое блюдо. Сразу после чая я ушла к себе, а Вацлав засел на своём диване, прочитывать то, что отобрал наверху в библиотеке. Он запасся свежим блокнотом, заправил за ухо карандаш и попросил ещё чая. Никаких дел на следующий день мне травник не поручал, и я надумала погулять утром по округе, сделать звонки и обдумать всё что услышала и увидела за эти дни. Сейчас же, вечером, хотелось уединиться у себя в спальне и полюбоваться на свою находку, что пришла мне в руки на участке Ружены. Я вытащила из рюкзака кулёк из махрового полотенца, в который замотала вещицы. Развернула его и достала небольшой кувшинчик-молочник. До чего же он хорош! Такой ладный и тяжёленький. Темное стекло замерцало в глубине, надолго затягивая мой взгляд в свои блики, завораживая своей таинственностью и загадочностью, заставляя отрываться от реальности и уплывать в немыслимые предположения и фантазии о других мирах и существах, которые возможно действительно обитают где-то совсем рядом, стоит протянуть руку. Я села на кровати, держа на коленях кувшинчик и углубившись в размышления. Действительно, вещь эта обладала магнетизмом, завлекала сознание и манила к созерцанию её снова и снова.” Какую тайну она могла в себе хранить? Что это за силы, о которых говорил Вацлав в первый день? Какова их природа? И где они дремлют сейчас? “Вопросы без ответов рождались и метались в моей голове, цепляясь друг за друга, порождая всё новые и новые вопросы и некоторый хаос в моих чувствах.” Всё объяснить может только Хранитель, Збыслав. Ему известна тайна веков и веков. Вацлав больше не пускается ни в какие объяснения. Что известно этому старику-травнику ста пятидесяти лет? А может ему гораздо больше? Какую роль назначил он себе?” Ото всех этих мыслей я ощущала себя человеком, идущем по неизвестной дороге в кромешной тьме.