Перед комнатой сестры девушка остановилась и глубоко вздохнула. Переложив поднос в левую руку, она осторожно приоткрыла дверь. Чайник опасно покачнулся, салфетка с хлебом съехала на край подноса. Каира поспешно придержала его другой рукой.
– Я принесла тебе ужин, – сказала она и тут же застыла на пороге.
Нура сидела на табурете рядом с арфой. Над ней склонялся отец, который, гладя густые черные волосы девушки, что-то ей говорил. Каира перевела взгляд ниже, на спину сестры, прикрытую легкой рубашкой, специально подобранной так, чтобы не раздражать заживающие раны. На белом шелке в нескольких местах виднелись красные пятна, и при их виде Каира почувствовала, как к ней вновь возвращаются мерзкие, сжимающие горло угрызения совести.
Вздрогнув, Нура обернулась с таким выражением лица, будто не могла решиться – то ли, поддаться отцовским ласкам, то ли неприязненно отстраниться.
– Поставь поднос на стол, – велел Брин Исса, улыбаясь младшей дочери и продолжая гладить волосы старшей.
«Что он ей говорил?» – размышляла Каира, на негнущихся ногах подходя к столу. Вид у Нуры был теперь слегка растерянный и вместе с тем как бы… вызывающий?
Откуда-то из глубин памяти Каиры всплыло воспоминание времен детства, когда отец еще ею интересовался. «Папочке пришлось тебя ударить, то ты ведь на папочку не сердишься, правда? Сейчас поцелуем и все пройдет».
Она поняла, почему сестра все еще на нее злится.
Лежавшая на волосах Нуры рука не имела ничего общего с лаской – это был жест хозяина. Таким образом Брин Исса давал понять, что может наказать дочь, избить ее до крови, а она все равно не перестанет его любить. И жест этот был некоторым образом обращен к ней, Каире – девушка почти не сомневалась, что отец знал, в котором часу она принесет сестре ужин, и постарался прийти в то же время.
Каира медленно пятилась к двери, чувствуя себя как никогда прежде обманутой и одинокой. Брин Исса наказал ее вдвойне – сперва заставив мучиться угрызениями совести, а потом лишив единственного человека, который был ей важен.
Она тихо задвинула за собой дверь. В коридоре ее догнал отец.
– Я хотел тебе кое-что дать, – он достал из кармана кошелек. – Я помню, как ты боялась Скачка и беспокоилась, что твои гены недостаточно совершенны. Можешь их теперь изменить, если захочешь. Здесь двести суримов.